На борту
Длинные и широкие улицы связывают Темзу с разными кварталами Лондона и ведут к ее мостам. Так, Уайтхолл и Кинг-стрит, прекрасные улицы, окруженные дворцами, простираются от Трафальгарской площади и Стрэнда до Вестминстерского моста, а Веллингтон-стрит соединяет эти же кварталы с мостом Ватерлоо; Бридж-стрит, продолжение Фаррингдон-стрит, приводит к мосту Блэкфрайерз, транспортные потоки Чипсайда и Ладгейт-Хилла напрямую выходят к Лондонскому мосту по улицам Кэннон и Кинг-Уильям. Далее, в районе, известном под названием Вест-Энд, пролегают широкие дороги, ведущие к мостам Воксхолл, Челси и Бэттерси.
Не станем утверждать, что эти широкие и красивые улицы, какими бы широкими и красивыми они ни были, являются характерной чертой Лондона. Похожие есть вПариже и Вене, Мадриде и Санкт-Петербурге, во всех столицах и даже во всех тех крупных городах Европы, куда проник дух современной цивилизации.
Если вы хотите получить верное представление о Лондоне и Англии, если в самом деле хотите понять, что это за город и страна, на знамени которых, похоже, начертано слово «Труд» (а слово это когда-нибудь отразит смысл существования всего человечества), то надо пройтись по более скромным улочкам, что тянутся вдоль Темзы или с разных сторон выводят к ее берегам. Именно там человеческая энергия проявляется в самой лихорадочной форме, там сосредотачиваются промышленность и торговля, там необходимая обществу конкуренция, которая является одновременно залогом прогресса и угрозой для него, являет свету свои чудесные и уродливые порождения. Кто не бывал на этих темных и узких улицах, тот не знает не только до чего доводит человек развитие производства и торговли, но и как промышленность и торговля превращают человека в машину и цифру, в живой совершенный двигатель, способный извлечь из себе подобных все, что те могут дать не умирая. Там сосуществуют в близком и вынужденном соседстве торговец, ворочающий пятнадцатью или даже двадцатью миллионами, и чернорабочий, который всю свою жизнь гнет спину на самых тяжелых работах — нет, не для того, чтобы жить, а чтобы не дать погибнуть своей жене и детям. Там вы увидите толпы неимущих, которые бродят в поисках случая, что позволит им заработать на скудный ужин или что-нибудь стащить. Если бы их глаза, иногда загорающиеся зловещим огнем, могли видеть сквозь черные стены, их взгляду открылись бы богатства, рядом с которыми блекнут самые буйные фантазии сказочников и поэтов… и в двух шагах от этого изобилия они влачат самое жалкое, нищенское существование.
Улица
Здесь, как нигде во всей Британской империи, англичанин чувствует себя как дома, на своей земле. Здесь все говорит о его величии и могуществе, он видит и может прикоснуться к громадным результатам, которых он достиг, покупая и продавая перец и корицу, хлопок и шерсть. С полным правом он может смотреть на свою конторку как на трон, а свой деревянный метр считать скипетром. Порой он чувствует себя ровней королям и принцам, порой даже глядит на них свысока. И если бы торговцы Сити обладали хоть мало-мальски героической душой, к ним вполне подошли бы слова Корнеля, сказанные о гражданах Рима:
Найдется ли король в любой другой стране,
Кто с римлянином стать посмел бы наравне!
[18]
На этих улицах, чей грязный вид вызывает отвращение, куда поначалу мы боялись даже ступить, а потом зашли, преодолев брезгливость, каждое здание является складом или оптовым магазином. Смотрите под ноги, ибо люк может открыться — и вы упадете в бездонный подвал. Берегите голову, как бы не попасться на крюк, который медленно, со скрежетом и скрипом, на длинной железной цепи спускается с чердака. За каждым окном прячется какой-нибудь удивительный фокус: то и дело от оконных проемов отделяются платформы и устремляются в пустоту, разворачивая целую систему блоков, крюков, кронштейнов, тросов. Они переносят по воздуху с невиданной силой и мощью самые тяжелые грузы, непрерывно поднимая и опуская их, к радости продавца и покупателя.
В этих извилистых переулках, часто шириной всего в несколько метров, царит неустанная суета. Какое вечное движение! Какой бесконечный людской поток! Все говорит о закалке и неутомимости, о несокрушимой стойкости: эти люди не успокаиваются, пока не доведут дело до конца, и, закончив одну работу, уже готовы приступить к следующей! Но здешняя суета не означает беспорядок. Каждый знает, что ему делать, куда идти, и делает что до́лжно, и идет куда следует. Люди заняты своей работой и не обращают внимания на других, в этой толпе всякий играет за себя и действует так, как если бы рядом никого не было. Французу тут было бы неуютно и беспокойно, ему не под силу преодолеть столько препятствий. Англичанин их едва замечает: он прямо идет к своей цели, потому что видит только ее. И в этом секрет его силы и успеха.
Иностранец, не обладающий закаленными нервами, впервые оказавшись на этих кипящих работой улицах, испытывает сильное замешательство. Ему режет слух мешанина из шума и грохота. Люди кричат, ругаются, неистовствуют; лошади ржут и бьют копытами, цепи гремят, тросы скрежещут, оси скрипят, моторы рычат, и в этом ужасающем хаосе невозможно ни что-либо расслышать, ни что-либо понять.
Двойной поток, чье движение никогда не прерывается, беспрестанно увлекает и уносит за собой транспорт и людей с севера на юг и с юга на север, то есть от реки к Сити и от Сити к реке. Там и сям то и дело возникают ужасные заторы, движение останавливается. И тогда образуется неописуемая каша из экипажей, всадников и пешеходов, начинается борьба между теми, кто спешит и не хочет опоздать, и теми, кто везет тяжелый груз и не желает уступить дорогу. Порой сталкиваются даже пешеходы, и часто на запруженных перекрестках и узких улочках кажется, что уже не пройти ни взад ни вперед.
Чтобы восстановить порядок, освободить проезд и отрегулировать движение, нужны бесстрастная твердость, холодная отвага и неоспоримый авторитет полицейских.
Мне жаль того, кто, впервые сойдя на берег Темзы, в силу неуемного и безрассудного любопытства собьется с дороги и попадет в эту толпу, в эту сутолоку и неразбериху. Мне жаль его, если он не обладает трезвым умом, зорким глазом, широкой грудью, крепкими боками и острыми локтями. Ему не удастся ни просеку проложить, ни дорогу пробить. Беднягу поднимет и понесет людской поток, и будет он болтаться наподобие обломков кораблекрушения по улицам Миллс-Лейн, Дакс-Фут-Лейн и у Пикл-Херринг, где с восьми утра и до пяти вечера не прекращается жаркая схватка.
Товарные доки Святой Екатерины
