– Понимаю, – ответил Тонкий. – Дедовщина, я по телику видел.
– Да не это даже! – замахал руками Леня. – У них там начальство удумало развлекательное мероприятие. Пьесу ставят к Новому году.
– «Белая гвардия», – догадался Тонкий.
– Слышал уже, да? Ну вот, а Васнецов сюда с актерского пришел, его и назначили ответственным. Ну, режиссировать это все, понимаешь?
Тонкий не понимал. Ну режиссирует солдат пьесу, а отчего он после этого на улицу-то выходить боится? «Белая гвардия» – нормальная повесть, с какой стати за нее морду бить?
– А что не так-то? – переспросил он.
Леня картинно развел руками:
– Ну-у, старичкам неприятно, что молодой ими командует. Орет: «Не верю!», и все такое. У них субординация – это все, а тут гусь-режиссер! Ну и молодые тоже, глядя на «дедов»…
– Ясно, – отмахнулся Тонкий. Было почему-то стыдно обсуждать чужие трения с коллективом. – Объясните лучше, что такое «гусь»?
– Солдат, который служит меньше полугода.
– Говорили, он весной пришел. Это фазан?
– Ага. Только ему, кажется, от этого не легче.
Леня опять выглянул в окошечко, увидел: никого нет, достал из-под прилавка пустую консервную банку и закурил. Выдохнув дым прямо в хитрую физиономию мухи, нашарил ногой табурет и сел. Тонкий тоже сел, кажется, впервые за день.
– Нормально, Сань, – Леня понимающе кивнул. – Всегда так: с утра поток, а с обеда – тишина. Может, из деревни кто заглянет.
– А солдаты?
– Не-а! Они как в увольнение идут – набирают, а обратно – летят бегом, чтобы не опоздать. Тут уж не до пирожков. Разве что самовольщики… Ну, это неважно, – оборвал себя Леня.
Похоже, он считал неприличным разговаривать с подростками о таких аморальных вещах, как солдатская самоволка. А у Тонкого почему-то не шел из головы Васнецов.
– Он такой здоровенный… – поделился Саня. – Разве он может вообще кого-то бояться?
Леня хмыкнул, как древний дедушка, собирающийся поучить малолетнего внука уму-разуму. Смотрелось это довольно комично: парню было лет двадцать.
– Разве в этом дело?! Вот у нас в универе есть парень, у него кликуха Кабан. Сам – во! – Леня показал рост где-то в районе собственного пояса. Учитывая, что показывал он сидя, выглядело неправдоподобно. Впрочем, он это заметил и уточнил: – В пупок мне дышит. Только его, Сань, уважают все. Не видел я, каков он в драке, и сомневаюсь, что кто-нибудь видел. Потому что никому и в голову не приходит с ним драться. Уважают его, понимаешь?
Тонкий слабо понял, какая связь между «подраться» и «уважают», но мысль уловил:
– Думаете, у Васнецова характер такой?
– А что тут думать? – Леня самодовольно пустил дым в окошко. – Тряпка и есть. Разок бы не спрятался – всегда бы потом ходил спокойно.
– А вы ему с кухни отпускаете… – ввернул Тонкий.
– Что ж, я его перевоспитывать должен? – обиделся Леня. – Для этого армия есть. А мне здесь драки без надобности. Да и пустое это.
– Хотите сказать, он всегда таким будет?
– Просил же – на «ты». Откуда я знаю?
Леня кинул окурок в банку с водой, и вовремя: на кухне запищал таймер, и почти сразу позвал Витек:
– Ленька, иди вытаскивай!
Тонкий уже с утра понял, что «уборщик» – одно название, а так Леня, как и Витек, работает в пекарне за всех и сразу. Уборщик, пекарь, продавец и, кажется, шофер – не отдыхать небось вчера в город ездил…
– Пойду, – Леня встал и хлопнул Тонкого по спине: – Отдыхай. Почитать что-нибудь принести?
– Лучше ноут, – оборзел Тонкий.
А что? Витек сам с утра предлагал дать ему с собой ноутбук, чтобы не скучно было. Хоть с Вуколовой по «аське» поболтать, она, должно быть, уже пришла из школы.
– Ноут так ноут. – Леня побежал вынимать выпечку из духовки.
«Откуда в октябре столько мух?» Тонкий сидел на стуле и лениво шлепал полотенцем по прилавку. Получалось через раз: раз Тонкий почти попадал, раз – бил мимо. «Здесь пекарня, тепло, – отвечал он сам себе и снова замахивался полотенцем. – Прицел сбит. Вправо».
– Не бейте мух, они – как птицы! – Стариковский голос у палатки заставил его обернуться.
Дед. В очках с щегольской деревянной оправой. Сетка-авоська в руках, Тонкий видел такие в каком-то фильме.
Старичок тоже увидел Тонкого и вспомнил секретный код:
– Ой! Вы кто, молодой человек? И где Виктор? Кого ж я отчитывать-то буду за сегодняшнее, а?
– На кухне. Я – Саша… А что случилось? – быстро спросил Тонкий в надежде изменить секретный код.
Старичок поправил на шее несуществующий галстук, пригладил волосы и таки сменил поднадоевший Тонкому сценарий:
– Случилось, молодой человек, следующее: ответьте мне, до каких пор я буду просыпаться в пять утра?
Вопрос был, конечно, дурацкий, но смутная догадка посетила Тонкого:
– Э-э… Наверное, вас разбудил грузовик?
– Грузовик? – возмутился старичок. – Это же целый автопарк с Шумахером! – он захихикал, радуясь собственной шутке. – Улей во время сбора меда! Москва в час пик! Грузовик! Это не грузовик, молодой человек, это кошмар всей моей жизни!
– А вы – Валерий Палыч, – закончил за старичка Тонкий.
– А я – Валерий Палыч, – подтвердил покупатель. – Приятно, когда страна знает своих героев. А вы теперь здесь будете работать, молодой человек?
Если бы Тонкий мог, он бы упал под прилавок и лежал бы там весь день, закрыв голову руками. Но раз уж взялся помогать Витьку, будь добр – отпускай пирожки, отвечай на вопросы и надейся, что завтра будет лучше.
– Я просто помогаю.
– Хорошее дело! – оценил Валерий Палыч. – Как приятно, когда молодежь тянется к труду. А не могли бы вы помочь и мне, молодой человек?
– Я должен сидеть за прилавком, – растерялся Тонкий.
– Вставать для этого не потребуется, – успокоил старик. – Я всего лишь попрошу вас УБРАТЬ ЭТОТ ЧЕРТОВ ГРУЗОВИК!
Он рявкнул так, что мухи на прилавке синхронно замерли, а в кухне перепуганно запищал таймер.
Тонкий не знал, что отвечать. Надо спросить Витька или, может, Леню, когда тот придет с ноутом.
– Мне надоело просыпаться под шум мотора, – жаловался Валерий Палыч. – Это нервирует!
«Оно и видно», – подумал Тонкий, но что сказать вслух, по-прежнему не знал.
– Так я могу на вас рассчитывать? – неожиданно выдал старичок. – Вы уберете грузовик, правда?
Такого поворота беседы Сашка не ожидал. Он решительно хлопнул полотенцем о прилавок (вроде даже попал) и нехорошо спросил:
