Тонкий заметил, когда уже вставал: трудно не заметить, как вываливается из кармана целый ком смятых бумажек. Наклонился поднять – ударился о стол, сел, потирая лоб:
– Дурак ты, Толстый!
Верный крыс ничего не ответил: подобрал салфетки и ретировался в комнату, подальше от этих беспокойных двуногих.
Глава XIII
Падеж мужского рода
Очередь была тихая и скучная, лучше бы уж все вопросы задавали, честное слово. Две бабульки обсуждали сериал про любовь, парочка первоклашек вяло дралась в хвосте.
Тонкий отпустил бабулькам по «фантику» и крикнул Витьку в окно:
– Таймер!
Тот выкинул сигарету и побежал в кухню.
Леня сегодня поехал в город, вот Витек и вертится один. С Тонким, конечно, но… Тонкий понял, что до его приезда продавца здесь, в принципе, не было. Окошко ведь – прямо в пекарне. Подойдет покупатель, позовет, Витек и оторвется от духовок, отпустит, и дальше – печь… Не так уж много покупателей, раз Витек с Леней справляются вдвоем. Работу на кассе Витек явно придумал специально для Тонкого, чтобы тот не скучал.
…А ты тут сиди, как ненужная штатная единица, и смотри в окно. Раз бабулька, два бабулька, первоклашки вместе… Все. До следующего покупателя можно изучать деревенский пейзаж за окном. Нарисовать его, что ли?
Витьков ноутбук лежал без дела на табуретке. Лазить по Интернету просто так, без цели, не было настроения, а болтать – решительно не с кем, все еще в школе. А когда придут… В пятницу-то вечером кому же охота дома сидеть!
Тонкий еще раз высунулся в окошко – покупателей не видать, и побежал в дом за этюдником. Пока откопал его в сумке, расшвыряв по всей комнате носки, пока все убрал, пока отвязался от верного крыса (ему ведь не объяснишь про санитарные нормы и животных в пекарне), пока столкнулся в дверях с Витьком (ему тоже что-то понадобилось в доме)… В общем, не было его минут десять, а подошел за это время один-единственный покупатель. И тот – Валерий Палыч.
Тонкий влетел в пекарню и чуть не сбил Валерия Палыча с ног. Старичок прогуливался вдоль духовок, тяжело пиная себя по ногам двадцатилитровой канистрой. «Крепкий старик, – машинально отметил Тонкий. – Видно же, что канистра полная».
Увидев Тонкого, Валерий Палыч вздрогнул, словно Сашка, по меньшей мере, вломился к нему в баню. Впрочем, он тут же взял себя в руки и погрозил пальцем:
– Пугаете, модой человек!
– Извините. Выходил ненадолго, боялся, что покупатели будут ждать.
– Правильно боялся, – начал Валерий Палыч воспитательную работу. – Покупатель ждать не должен!
– Угу, – кивнул Сашка. – Вам чего?
– Фу, как невежливо! – оскорбился Валерий Палыч. – С тем же успехом и я могу спросить: «Вам чего, молодой человек?»
Тонкий пожал плечами:
– Хочу встать за прилавок.
– Вот и вставайте, – назидательно проговорил сосед. – Вставайте и работайте.
Пререкаться с ним не хотелось. Тонкий сел на свою табуретку у окошечка и открыл этюдник. Боковым зрением он видел, как Валерий Палыч посматривает то на него, то в приоткрытую дверь, но молчал. Беседы с нервными пенсионерами не полезны для искусства.
Тонкий разложил мелки (надеясь, что это не слишком антисанитарно) и занялся нехитрым деревенским пейзажем. Ветер дует, деревья качаются. Были бы люди, а не деревья, цыкнул бы, что б не вертелись, а так… Есть над чем поломать глаза, пока не поймаешь нужную деталь. Тонкий совсем перестал смотреть на Валерия Палыча, зато прекрасно слышал стариковское покряхтывание и шаги: туда-сюда.
Деревья выходили корявыми и неубедительными: попробуй порисуй, когда у тебя за спиной прогуливается вредный пенсионер! И где, позвольте спросить, Витек? Тонкий очень ждал, когда он придет и выгонит этого Валерия Палыча. Ну да, скорее всего, сосед и ждет Витька, иначе что ему здесь делать?! Булок не просит, канистру вот притащил с собой. С повидлом, что ли? Хочет, диверсант, опять переловить всех мух и заодно приклеить Тонкого к табуретке, чтобы не рыпался?
Сашка злился, пейзаж не выходил, Витек не шел, от этого Тонкий злился еще больше. В конце концов он не выдержал:
– Вы ждете Витька? Он в доме.
– Нет, – тихо ответил Валерий Палыч.
Что нет-то, что – нет?
– Леню?
Пенсионер шумно вздохнул, словно Сашка спросил что-то очень и очень бестактное, и выдал:
– Вам какая печаль, молодой человек? Мало ли, кого я дожидаюсь? Вы, кажется, делом заняты?
– Угу.
– Вот и занимайтесь. – Он глянул в окно, и Тонкий тоже глянул. К пекарне подходил Витек. – Пойду, пожалуй, – вздохнул Валерий Палыч. – Всего хорошего, молодой человек.
И вышел со своей канистрой. Быстро и тихо.
Почти сразу вернулся Витек:
– Чего Палыч хотел?
– Не сказал, – растерялся Тонкий. – Я думал, он тебя ждет или, может, Леню.
– Не меня, точно. Поздоровался и убежал, чудила.
– Он еще канистру приносил, – наябедничал Тонкий.
Витек хмыкнул:
– Видел. С чем? Зачем?
– Меня спрашиваешь?
– М-да, странно, вообще.
– Даже для Валерия Палыча? – спросил Тонкий.
Витек пожал плечами:
– Для него, может, и нормально. Ладно, давай закрываться!
Он достал высокий котел, плеснул на него чистящим средством и принялся надраивать. Губка противно шуршала.
– Я скоро мать встречать пойду, посидишь один?
– Угу.
Деревья качались на ветру, не желая стоять смирно. Обычно Тонкому это не мешало, но сегодня, похоже, день не задался.
– Ленька поздно будет, он в городе. Я быстренько.
– Хорошо-хорошо. – Тонкий работал резинкой, стряхивая себе на колени бумажные катышки, и злился на упрямые деревья.
Витек еще поскреб котел, порассуждал на тему: «Какой странный этот Валерий Палыч». Потом вышел на крылечко, сунул ноги в кедах прямо в огромные кирзовые сапоги («грязно уже») и велел:
– Выходим.
Тонкий сгреб этюдник и непригодившийся ноут и пошел на выход. Ну не получается сегодня, что за беда?! Зато в доме есть Толстый и телик, и окно, в конце концов! Ракурс, конечно, совсем не тот, но упрямое дерево можно попытаться дорисовать.
Верный крыс еще на пороге метнулся под ноги и вскарабкался Тонкому на плечо.
– Преданный какой, ждет! – умилился Витек. – Ладно, я скоро! – Он снял с крючка куртку и вышел.
Пока Тонкий переобулся, пока налил себе чаю и покормил верного крыса, пока в комнату прошел – уже почти стемнело. Упрямое дерево за окном капитально затемнилось, да и ракурс опять же не тот…
