Муж встает с кровати и направляется к комоду. Вытащив из первого ящика прозрачный пузырек с капсулами, он протягивает его мне.
–Воды принести?
–Нет,– бубню я сквозь слезы и беру лекарство.
Вытащив одну капсулу и положив ее под язык, возвращаю ему остальные.
Это обычное успокоительное. С тех пор, как пришла в себя, кажется, я выпила столько пилюль, что и врагу не пожелаешь. Меня тошнит от одного слова «таблетки», но сейчас без них я вряд ли смогу самостоятельно прийти в себя.
–Солнышко, точно все хорошо?
На лице Джекки написана тревога. Я вытираю слезы, протягиваю к нему руки и сжимаю его ладони в своих.
–Все в порядке, правда. Это всего лишь кошмар.
И, глядя в бесконечно черные глаза супруга, я стараюсь подавить в себе тревогу.
–Когда ты приехал?– спрашиваю я, решив перевести тему.
–Я только зашел в дом, когда услышал твой крик, солнышко,– отвечает он. Мягкий тембр его голоса эхом отдается у меня в голове.
Джек поджимает губы, садится рядом и крепко обнимает меня за плечи. В этот момент ко мне приходит понимание, что он никогда не позволит моим демонам, которые уже полгода не дают нам обоим покоя, задушить меня.
Никто не может объяснить, что произошло той роковой ночью, после которой я забыла всю свою жизнь. Каждое утро мне кажется, что я что-то упускаю, какую-то маленькую деталь, которая смогла бы помочь мне вспомнить хотя бы малую часть моего прошлого. Джекки говорит, что в наш дом нагрянули бандиты, я получила пулевое ранение и меня чудом удалось спасти. «Пуля не задела жизненно важные органы, прошла в считаных миллиметрах от печени»,– сказал врач, когда я открыла глаза в палате больницы. Однако, к собственному стыду, я этого не помню. В воспоминаниях сияет огромный пробел, который теперь разделяет мою жизнь на «до» и «после».
–Мия, ложись-ка обратно в постель. Сон ведь лучшее лекарство.
Поджав губы и ничего не ответив мужу, я покорно ложусь. Джек, не снимая одежду, устраивается рядом и тут же обнимает меня. Аромат его одеколона напоминает мне, что я в безопасности и со мной ничего не случится.
Мне немного совестно из-за того, что каждый раз, когда у меня случается приступ или снится один и тот же кошмарный сон, Джекки всегда рядом. Каждый раз. Каждый день. Каждую минуту. Потому что… я не чувствую к нему того же, что он питает ко мне. От этого совесть сильно гложет мой разум.
Постепенно я начинаю проваливаться в сон. «Успокоительное подействовало»,– понимаю я и погружаюсь в безмятежное путешествие по пустоте…
* * *
Утром меня будит будильник. Потирая глаза, которые щиплет от сухости, обнаруживаю, что Джека уже нет. «Ушел на пробежку»,– думаю я и, встав с кровати, направляюсь на первый этаж.
Спустившись по лестнице, оказываюсь на кухне. Налив в стакан прохладной воды, замечаю записку на холодильнике: «Не забудь поесть перед приемом таблеток. Люблю тебя. Дж.». Понимаю, что ночной кошмар не оставил сегодня темное пятно на моем настроении и я, к великому чуду, чувствую себя бодро.
Слабо улыбнувшись и приклеив бумажку обратно, решаю приготовить яичницу. Впрочем, сначала, конечно же, я иду в ванную и привожу себя в порядок, умываюсь и чищу зубы. Завершив привычные утренние ритуалы, возвращаюсь на кухню и принимаюсь колдовать над сковородой и яйцами, которые вскоре начинают шкворчать.
Ожидая приготовления пищи, включаю телевизор. По ТВ что-то неустанно вещает диктор – то про политику, то про разгоревшийся недавно скандал в каком-то издательстве, то про новый мировой рекорд… Все это звучит так монотонно, что очень быстро мне надоедает, и я переключаюсь на другой канал, где попадаю на фильм «Дневник Памяти». «Мой любимый»,– отмечаю я про себя.
Делаю бутерброд с авокадо и сливочным сыром, выкладываю рядом на тарелку яичницу, наливаю кофе в кружку и усаживаюсь за стол.
Пока я поглощаю завтрак, заходит Джекки и с удивлением пялится на меня из самой прихожей, тяжело дыша.
–И это вы сами хотите все съесть, барышня?
–Да, а что?
Положив на язык кусочек, я демонстративно смакую его.
Мой муж медленно подходит к обеденному столу. Пот просачивается сквозь его белую облегающую футболку. Накачанное тело так и просит дотронуться до него, а темные татуировки лишь усиливают влечение.
–Тогда вас нужно немедленно арестовать за такой возмутительный поступок!– ворчит он сквозь зубы, облокачиваясь на спинку одного из стульев.
–А вы уверены, что у вас достаточно прав на подобное?– не отрываясь от еды, сверлю я Джека ехидным взглядом.
–Что ж, барышня…– Он медленно подходит ко мне, наклоняется и шепчет прямо на ухо:– Тогда мне придется увести вас в свою опочивальню!
Я улыбаюсь, встаю со стула и быстро убегаю от него со словами:
–Догоните, если сможете!
Джек сразу же срывается за мной, настигает у лестницы и стискивает в нежных, но крепких объятиях. Его мокрая от пота футболка липнет ко мне, и я, не удержавшись, с фырканьем ему говорю:
–Мужчина, вначале посетите душ!
–Только вместе с вами!– продолжая игру, рычит он в ответ и, поцеловав меня в шею, подхватывает на руки и несет на второй этаж.
Глава 2
Он
–Господи, Сара! Ты всегда такая безмозглая?
После моих слов пухлые губы девицы, накачанные ботоксом, складываются в обиженную ухмылку, а зеленые глаза наполняются влагой. В конференц-зале томно гудит кондиционер, который раздражает меня.
–И как только Оливия с тобой работала?– жалобно бормочет она.
–Не смей сравнивать себя с ней!– цежу я и ударяю рукой по столу с такой силой, что девица вздрагивает.– Ты даже одного ее волоска не стоишь!
–Тогда почему ты со мной работаешь?
Ее писклявый голос выводит меня из себя. Я приподнимаюсь, наклоняюсь к ней и замираю всего в паре сантиметрах от ее лица. Сара вжимается в стул и нервно сглатывает. Кошачий разрез ее глаз постепенно наполняется слезами. Выдержав небольшую паузу, я размеренно говорю:
–Уясни раз и навсегда, безмозглая ты блондинка: япросто вынужден работать с такими ущербными особями, как ты, и терпеть их тупые речи, пока не найду себе нормального редактора. Ты уже пятидесятая по счету из тех, кто пытается со мной работать. Если тебе невыносимо находиться со мной в такой рабочей атмосфере, то вали на хуй с моих глаз!
Придвинувшись к ней еще ближе и едва не касаясь губами ее губ, я тяжело дышу ей в лицо. Девушка замирает, будто восковая фигура. Она прекрасно знает, что любое нелестное слово в адрес Оливии будет стоить ей места под солнцем. Но до сих пор для меня остается загадкой лишь одно: счего вдруг она такая борзая?
Отстранившись от нее, я все же слышу сорвавшееся мне в спину заявление:
