Меня охватывает небывалая дрожь сомнений и переживаний. Вдруг Ларри это видел? Но какая-то часть меня прекрасно понимает, что если бы это была ловушка или проверка Джека, то, скорее всего, Ларри бы задергался. Он бы следил за моей реакцией, нервничал и вел себя странно. Однако этот амбал совершенно не проявляет беспокойства по поводу меня, потому что чрезмерно увлечен разговором по телефону.
Снова смотрю на записку, которая выглядывает из-под куска сыра, и дрожащей рукой беру ее. Стараюсь как можно незаметнее переложить записку в другую руку, а потом быстро сую ее в карман. Сыр же я отношу в тележку, делая вид – по крайней мере, стараясь делать вид,– что все нормально. Сердце бьется в груди и вот-вот пробьет ребра. Ладони вспотели, капли пота выступили на лбу. Я разворачиваюсь и следую дальше, сама не зная, что ищу. В голове сумбурный полет мыслей, сопровождаемый легким головокружением от адреналина, нахлынувшего, как внезапный дождь, на раскаленный асфальт. Любопытство сжирает изнутри, умоляя развернуть записку, но я уговариваю себя, что это сейчас может быть опасно.
Следующие полчаса я слоняюсь вдоль прилавков совершенно без возможности сосредоточиться. В голову то и дело лезут сомнительные мысли о правильности поступка. Я размышляю о том, что же может быть в записке и что хотел Майкл мне передать. Тревожность не дает вдохнуть, я ощущаю невидимый ошейник на своей шее, который перекрывает кислород.
–Долго еще ты будешь ходить?– спрашивает Ларри, скучающе глядя на меня, оперевшись подбородком на руку, а локтем – на ручку тележки.
–Я еще хочу взять сок,– отвечаю ему с улыбкой, словно меня ничто не тревожит.
Амбал хмурится, сузив и без того свинячьи глаза, и косо кидает на меня взгляд. Ему ничего не остается, как нянчиться со мной, и, кажется, мне это на руку. Нарочно медленно прогуливаюсь вдоль огромных стеллажей с различными видами соков и вод, лениво проводя глазами по полкам.
Мой некогда привычный дом оказался клеткой, в которой я лишь племенная птица. Как и все живые существа, я рвусь на волю, дабы вздохнуть полной грудью и ощутить столь сладостный вкус свободы.
* * *
Обратно мы едем молча. Как только Ларри закинул последнюю сумку с продуктами и хлопнул дверцей багажника, мы больше не обменивались словами. Амбал даже не смотрит на меня в зеркало заднего вида. По крайней мере, когда я обращаю на него внимание, его глаза направлены на дорогу. Тем лучше для меня. Меньше вопросов – ярче вкус долгожданной свободы.
Как только мы возвращаемся, я выхожу из машины и следую вместе с Ларри в дом. Амбал молча ставит пакеты в кухне, а после открывает холодильник и достает оттуда бутылку воды. Я не говорю ему ни слова, лишь молча разбираю покупки, пока он бессовестно ведет себя, возомнив себя здесь хозяином. Впрочем, мои мысли в мгновение ока вновь занимает загадочная записка, которую мне не терпится развернуть. Но пока нужно вести себя как обычно: отчуждено, потерянно, безразлично ко всему. Ларри, как свинья, чуть не хрюкает, едва оторвав от губ горлышко бутылки. Он шумно вдыхает, закрывает бутылку с остатками воды и оставляет ее на столешнице. Где-то в глубине души я возмущена таким свинством, однако в данной ситуации лучшее оружие – это безразличие. Поэтому, стиснув зубы от хамства и разгильдяйства этого амбала, я продолжаю разбирать пакеты.
Ларри покидает кухню раньше, чем я управляюсь с пакетами, выходит на улицу и закрывает за собой входную дверь. Я мельком наблюдаю в окно, как он закуривает сигарету и разговаривает по телефону, смотря по сторонам.
Расправившись с покупками, аккуратно вынимаю записку из кармана и дрожащими руками, которые изрядно начинают потеть от волнения, разворачиваю ее. Буквы перед глазами мутнеют, и я кое-как заставляю себя сосредоточиться на послании, краем уха слушая, что происходит за окном. Испуганно еще раз смотрю на Ларри, который продолжает курить на лужайке, делаю глубокий обжигающий вдох и молча читаю: «Оливия, тебе грозит опасность. Как сможешь, приходи по адресу, указанному в конце записки. Майкл». Вновь и вновь перечитываю это послание, словно оно зашифровано, но ничего не могу понять из-за помутнения рассудка и налившихся слезами глаз. Читаю адрес и понимаю, что это «Гранд-Прис Лоурен»– один из самых главных отелей в городе, который славится шикарными номерами и высоким обслуживанием. Сглатываю тягучий ком в горле, который отдает страхом и смятением. Нервно кладу записку в карман и делаю вид, что ничего не произошло. Голова кружится, словно меня перевернули вверх тормашками – настолько сильно кровь прилила к вискам. «Майкл думает, что мне грозит опасность»,– грузная мысль висит в голове, создавая непроходимый барьер, утяжеляя разум и заставляя меня морщиться от очередного потока мыслей. Моя тщетная попытка рассуждать здраво испаряется, как последний клубок дыма, поднимающийся вверх, и растворяется в пелене смятений и отчаяния.
Дверь скрипит, и на пороге появляется Ларри, который скучающе проходит в холл и усаживается на диван. Этот свинорылый ведет себя чересчур расслабленно для охранника и вызывает отвращение.
В голове вновь и вновь всплывают эпизоды переписки с блогершей, которая услужливо разложила все по полочкам и рассказала то, что, возможно, я забыла. От ощущения, что я сама загнала себя в тупик, ощущаю прилив тошноты. Опираюсь руками на столешницу и стараюсь подавить в себе смятенные мысли и тем самым попытаться расчистить дорогу рассудку.
* * *
Часа два я слоняюсь по дому, не в силах что-либо делать. Моя голова занята мыслями о записке, которая выбила меня из колеи. Сердце щемит, меня разрывает на части от того, что я не знаю, что делать. Смотрю на часы, которые показывают четыре часа дня.
Нехотя иду на кухню готовить лазанью, игнорируя сидящего у телевизора Ларри. Достаю форму для запекания, продукты и начинаю медленно варганить у плиты, тщетно стараясь разогнать мысли.
Расправившись с первой частью готовки, вытираю руки полотенцем и слышу, что Ларри с кем-то разговаривает. Он прибавляет звук на телевизоре, свято полагая, будто это заглушит его мерзкий голос. Но он ошибается.
–Да говорю тебе, она тупая! Ее напичкали таблетками, так что ей все равно, что происходит в доме!
Прислушиваюсь к каждому слову, срывающемуся с его уст, продолжая дальше готовить.
–Да говорю тебе, братан, эта цыпа тупа, как пробка! Но хороша фигурой.– Ларри делает короткую паузу, кидая на меня взгляд, а после добавляет в трубку:– Я даже ему завидую, что такая телка маячит перед глазами. Будь на то моя воля, пехал бы ее ежеминутно! Я даже сейчас сижу со стояком!
Нервно сглатываю ужас, который пытается завладеть мной. Гнусные, грязные слова Ларри пробуждают во мне гнев, который так долго таился где-то глубоко внутри меня. Эта скотина – просто водитель и охранник, никак не хозяин в доме, и то, что он себе позволяет, выходит за рамки приличия.
–Да, Бен сказал, что отвалит хороший кусок, если все пройдет по плану.
«Бен»,– повторяю про себя, и вновь перед глазами всплывает тот день, когда Майкл проник ко мне в дом. «Мой брат Бен…»– говорил он тогда.
