Когда Чэнъюй проснулся, весенние солнечные лучи уже просвечивали сквозь занавески. Свет немного резал глаза, поэтому он перевернулся в сторону комнаты и начал прислушиваться к тому, что происходило снаружи.
Но снаружи не было ни звука.
Фан Чэнъюй снова перевернулся и убедился в том, что ниже пояса он все еще не был слишком подвижен, но уже и не такой окоченелый, как раньше.
Потихоньку юноше удалось принять сидячее положение, и он чуть-чуть пошевелил онемевшими ногами. На лбу у него выступил пот, а сердце из-за беспокойства начало биться еще чаще. Это мгновение казалось целой вечностью. Наконец ему удалось свесить ноги с края кровати.
Ему всего лишь четырнадцать лет. Уже не ребенок, но еще и не взрослый. Он считался мальчиком-подростком, хотя из-за своего здоровья выглядел в разы худее своих сверстников. Теперь же он смог коснуться подставки для ног.
Обуви на ней не было.
Сам он надеть ее не мог, с этим ему помогали служанки. Именно поэтому его обувь находилась в более удобном для них месте, чтобы служанкам было проще ее доставать.
Фан Чэнъюй, не двигаясь, сидел на краю кровати и выглядел явно рассеянным.
Как же давно он вот так сидел.
Естественно, юноша и прежде сидел, но подняться и правильно расположиться ему всегда помогала прислуга. За столько лет ему впервые удалось сделать это без посторонней помощи.
Он смог сесть. Он смог двигать ногами.
Непроизвольно Чэнъюй наступил на подставку.
Хоть уже наступила ранняя весна, в Янчэне все еще было прохладно, поэтому в комнате по-прежнему находилась жаровня.
Подставка была твердой, и тем не менее он почувствовал тепло.
Это ощущение…
Со стороны Фан Чэнъюй напоминал шаловливого ребенка, который сидел и топал ножками.
Если уже сейчас он мог так двигаться, неужели через несколько дней у него даже получится ходить?
Сможет ходить? Самостоятельно? И быстро, прям как ветер?
Сердце Чэнъюя снова бешено забилось, но спустя мгновение юноша уже успокоился.
Вне всякого сомнения, все изменения в его теле – это заслуга Чжэньчжэнь. Мучительные ванны каждую ночь либо же прочие процедуры, когда он был без сознания.
Фан Чэнъюй поднял руку, и нижние одежды оголили его хрупкое запястье. Он повертел его на солнечном свету и обратил внимание на крохотные дырочки от иголок.
Акупунктурные иглы тонкие, но, если их постоянно вонзали в одно и то же место, они оставляли следы.
Она, в самом деле, умела лечить? Бред какой-то. Если бы она была на такое способна, то использовала бы это в качестве шантажа сразу, как только попала в дом семьи Фан.
Она всем сердцем желала выйти замуж за члена семьи Нин, а он был сокровищем для своей матери и бабушки. Если бы она использовала свои навыки для шантажа, бабушка уже тысячу раз бы выдала ее замуж за Юньчжао или даже отправила в императорский дворец в качестве наложницы.
Зачем было разыгрывать комедию с повешением ради запугивания?
Но бабушка и мама уже просто искали хоть какой-то выход из сложившейся ситуации и благополучно об этом забыли. Хотя он получал от этого пользу, все равно оставался сторонним наблюдателем.
Но ради того…
Фан Чэнъюй не удержался и протянул руку в нижнюю часть своего тела. Кое-что обнаружив, его лицо непроизвольно покраснело.
Его взгляд упал на уголок книги, лежащей под подушкой, после чего он снова будто очутился в трансе.
Его ноги почувствовали холод.
Жаровня уже практически остыла, одни лишь носки не могли спасти его от прохлады. Сердце Чэнъюя тоже потихоньку начало остывать. Он прекрасно знал, чего от него хотела и она, и мама, и бабушка. В таком случае он отдал бы им это, но вот каким образом – юноша хотел решить сам.
Фан Чэнъюй уперся ногами в подставку, но его сил все еще оказалось недостаточно, чтобы встать.
Сможет ли он через несколько дней ходить?
Только вот юноша не думал, что это навсегда. Это лекарство лишь постепенно сжигало его плоть, и вскоре от него ничего не останется.
Но он сможет ходить.
Фан Чэнъюй протянул руку, отдернул занавеску и посмотрел на пленительный солнечный свет. Сквозь оконное стекло он смог увидеть уже позеленевшие во дворе ветви деревьев.
Хотя бы на один денек.
Что бы он сделал, если бы смог ходить?
Помнится, будучи ребенком, он ездил в горы, которые находились за чертой города. Пейзажи там удивительны.
Недалеко за домом была улочка. Юноша хорошо помнил, как там продавали сладости на палочке, они были особенно хороши.
На лице Фан Чэнъюя невольно появилась улыбка. По двору сновали служанки. Казалось, они о чем-то шушукались, а еще сердито тыкали пальцами в одном направлении. Туда, где каждый день находилась та девушка. Все служанки в доме гневались и относились к ней с пренебрежением.
Фан Чэнъюй молчал.
Рано или поздно смерть его настигнет. Просто ничтожество. Зачем мусору, который вскоре умрет, устраивать провокации?
Принимая во внимание то, сколько сил и энергии она потратила ради того, чтобы он в последний раз почувствовал себя человеком, Чэнъюй решил больше не насмехаться над ней.
Однако разве она не дома?
Фан Чэнъюй вдруг задумался. Несмотря на массовую обиду слуг на Чжэньчжэнь, в ее присутствии никто не осмеливался проявлять к ней неуважение или тем более к Лю-эр, которая бросала на всех свои злые взгляды.
Раз только что две служанки позволили себе перешептываться, видимо, ее не было дома.
Куда она запропастилась?
–Куда ты?– поспешно спросила Фан Юньсю и схватила Фан Цзиньсю за руку.
Фан Цзиньсю укуталась в накидку с капюшоном, на ее лице читалось недовольство.
–Я иду в оранжерею,– ответила девушка.– Цветы, за которыми я ухаживала последние несколько дней, должны вот-вот распуститься.
Фан Юньсю схватила ее за руку.
–Врешь, зачем в оранжерею так одеваться? Ты собралась выйти из дома?
Говоря это, она сорвала с сестры накидку.
Фан Цзиньсю поспешно увернулась, и в одной ее руке показался хлыст.
–Сестра, не переживай, я просто хочу выйти прогуляться. Сегодня ведь уже третье число,– бросила она.– Я каждый день сижу под замком и такими темпами точно задохнусь. Я просто хочу прокатиться верхом на лошади.
–Что за нелепица? Вчера ты никуда не хотела, завтра не захочешь, а сегодня возникла необходимость. Как раз тогда, когда она вышла из дому, ты куда-то засобиралась. Не держи меня за идиотку!– с тревогой сказала Фан Юньсю.
