Мы недвусмысленно декларировали, что считаем всех наших друзей полноправными членами означенной Службы, а себя лишь группой лиц, в силу воздействия форс-мажорных обстоятельств вынужденной действовать какое-то время с нарушением принципа коллегиальности.
Одной из неотложных мер стабилизации обстановки как раз и считалось наше одновременное самоустранение от дел. Мы трое «уходим завтра в море», Сильвия же немедленно отбывает в Лондон, где создает нечто вроде запасного пункта управления и связи. На основе уцелевшей материально-технической базы аггрианской резидентуры.
— Выходит, что во многом Лариса, сама этого не подозревая, оказалась права, — с тонкой усмешкой сказала сама леди Спенсер. — И элементы сговора за их спиной просматриваются, и возвращение к целям и методам аггров имеет место. Разве нет?
— За дуру ее никто и не держал, — ответил Сашка. — И ум, и хватка, и интуиция, — все у нее присутствует. Но… «Каждый человек необходимо приносит пользу, будучи употреблен на своем месте». Сейчас ее место не здесь. Всего лишь. А когда время изменится…
— «Tempora mutantur et nos mutamur in illis»
[3]
, — подвела итог Сильвия.
— Вот именно, — кивнул я.
На том и порешили, расходясь.
— А все же о том, что Сашка остается, вы не сказали и полноправному члену триумвирата, — с некоторым злорадством отметила Ирина, когда мы уже лежали в постели.
— Не думаю, что она нам тоже все сказала о своих собственных делах. Да и не беда… Каждому достанет своей заботы… — ответил я небрежно, занятый совсем другими мыслями.
— Нет, нет, — отстранилась Ирина, когда я потянул вверх ее длинную ночную рубашку, — давай сегодня обойдемся. Устала я, шампанского слегка перебрала, вообще настроения нет. Вот выйдем в море, отоспимся как следует, тогда — сколько угодно…
— Ага, отоспишься ты в море, особенно если заштормит… — пробурчал я, отворачиваясь.
…У Шульгина же ситуация получилась совершенно обратная. Здесь как раз ему хотелось спать, но Анна, уже зная, что завтра им придется расстаться как минимум на две недели, а то и больше, рассчитывала напоследок «оттянуться по полной программе».
Сашку до сих пор несколько удивляло, что скромная, поначалу даже чопорная девушка, рожденная в последний год прошлого века и воспитанная в строгих правилах закрытого пансиона, оказалась столь раскованной, темпераментной и азартной в «личной жизни». Шульгин, знавший ту жизнь в основном по классике, привык думать, что внешние манеры бабушек и прабабушек адекватно отражали их внутренний мир.
Оказалось — не так.
…И все же мы решили идти проливами в Средиземное море, через Архипелаг к Суэцу. Риск? Конечно, он присутствовал, тем более что из берестинского компьютера я знал, что англичане, и не только они, тщательно отслеживают все наши перемещения даже в пределах Черного моря.
Выход яхты за пределы зоны, прикрываемой флотом, береговыми батареями Чанаккале и авиабазой на острове Имроз, сулил нам массу неприятностей.
После шокировавшего всю Великобританию разгрома и пленения ее эскадры в бою у мыса Сарыч, которую почти все, от портового бродяги до Первого лорда Адмиралтейства, восприняли едва ли не тяжелее, чем русское общество в свое время Цусиму, идея реванша в буквальном смысле витала в воздухе. А особенно — на страницах и консервативных, и большинства либеральных газет. Редко какой обозреватель осмеливался корректно усомниться, а столь ли необходимо было адмиралу Сеймуру достаточно безрассудно (да что там, бесчестно) нападать на главную базу флота своего недавнего союзника. Ведь все-таки именно Югороссия считается официальным правопреемником императорской России, никак не большевистский режим в Кремле.
А пресловутый тезис, что у Британии нет постоянных друзей и союзников, есть только постоянные интересы, в данном случае звучал сомнительно.
Ради каких таких интересов стоило приобретать нового, судя по итогам стычки, сильного врага, позорно сдать в плен пять сверхдредноутов, а потом еще и потерять Турцию? Не лучше ли как-нибудь завершить дело миром, разумеется, почетным, и начать англо-югоросские отношения с чистого листа? А всю вину за случившееся возложить на того же Сеймура, предав его военному суду?
Однако в прессе подобные мотивы звучали крайне сдержанно, несмотря на то, что сам премьер-министр придерживался почти такой же точки зрения.
Именно по его инициативе Форин-офис обратился к Врангелю с предложением возвратить сдавшиеся в плен корабли и забыть о прискорбном инциденте, начав одновременно переговоры о дальнейшей судьбе Турции и черноморских проливов. По моему совету Верховный правитель ответил с достоинством и сдержанно.
Югороссия, мол, движимая не забытыми еще союзническими по Антанте чувствами, безусловно, готова к переговорам и даже не возражает против обсуждения дальнейшей судьбы вполне добровольно спустивших флаги линкоров, которые по всем обычаям являются законным трофеем русского флота, как, например, доставшиеся японцам корабли Тихоокеанского флота.
В 1916 году Россия, как известно, даже будучи союзницей Японии, выкупила у них отнюдь не сдавшиеся, а затопленные своими экипажами «Варяг», «Пересвет» и «Полтаву» за полновесные золотые рубли.
Вот и сейчас Югороссия готова, в случае принесения британским правительством соответствующих извинений и выплаты компенсации за понесенный русским флотом ущерб, возвратить пять линкоров вместе с экипажами за вполне доступную, возможно, даже символическую сумму.
Естественно, после такого ответа гордый Альбион от идеи переговоров отказался и приступил к тесной блокаде выхода из Дарданелл в Эгейское море.
В блокаде участвовали срочно переброшенные из метрополии и Сингапура восемь линкоров, четыре крейсера и дюжина эсминцев, составивших вновь образованный Средиземноморский флот под командой контр-адмирала Джереми Садлера.
Адмирал немного недобрал славы в мировую войну и теперь мечтал блеснуть флотоводческими талантами и получить очередную нашивку.
Прорвать и даже полностью снять блокаду российскому флоту, с его новыми возможностями, технически было нетрудно. Но — бессмысленно.
Если только не принудить Англию к безоговорочной капитуляции и полной демилитаризации, примерно так, как это было сделано с Германией. А иначе восстановить русское торговое судоходство в Мировом океане все равно невозможно. Пришлось бы смириться с тотальной каперской войной без правил или уж «добивать врага в его берлоге».
И все же мы решили предпринять этот вроде бы самоубийственный и в любом случае сулящий дальнейшие осложнения шаг. Тщательно взвесив все возможные последствия.
В идеале можно рассчитывать, что «Призрак» сумеет проскочить между островами незамеченным. Удалось же подобное в 1942 году ледоколу «Микоян», который, имея всего десять узлов хода, пробрался мимо Лесбоса, Хиоса, Крита и Кипра, избежав встречи с итальянскими эсминцами и немецкими торпедными катерами.
