Он коснулся рукой плеча немца и почувствовал, как тот медленно валится лицом вперед. Опустился на колени, слабеющей рукой кое-как удержался за толстый чугунный кнехт.
Узкий луч фонарика пробежал от затылка до поясницы капитана, и немного ниже хлястика плаща Сашка увидел маленькую дырочку с совершенно чистыми краями. Крови не выступило ни капли.
«Скверное ранение, — подумал Шульгин, — тут тебе и позвоночник, и кишки, а рикошетом от костей вообще неизвестно куда заехать может. И в печенку, и в аорту… Ну, сейчас посмотрим…»
— Помогайте, потащим капитана вниз, — скомандовал он оказавшимся рядом людям Славского, приподнимая фон Мюкке за плечи. — Да осторожнее, осторожнее, не трясите и не перегибайте. Джо, мою аптечку, бегом!
Капитана уложили на обеденный стол. Джо включил сильный аккумуляторный фонарь, направив луч в потолок.
Фон Мюкке уже был без сознания. Шульгин нащупал пульс. Сердце билось слегка замедленно, но пока ровно. Значит, аорта, по крайней мере, цела, иначе всю кровь выхлестало бы в брюшную полость за полминуты.
Прежде всего он достал из аптечки шприц-тюбики с промедолом и камфарой. Прямо через брюки вколол капитану в бедро. Теперь можно работать не торопясь и спокойно.
— Оставьте нас одних. Я достаточно разбираюсь в медицине, чтобы понять, есть ли у господина капитана шансы. Если есть, постараюсь что-нибудь сделать.
Как Шульгин и предполагал, круглая свинцовая пуля попала немцу между третьим и четвертым поясничными позвонками. Застряла на излете, не пройдя дальше, в брюшную полость.
Но почти наверняка перебила спинной мозг. Даже окажись они сейчас в операционной самой лучшей севастопольской или одесской клиники, фон Мюкке скорее всего был обречен на пожизненный паралич.
Да и в конце XX века судьба его была бы ненамного лучше, если экспресс-диагноз Шульгина верен.
Сашка сделал еще один укол. Немец открыл глаза.
— Как вы себя чувствуете, Гельмут?
— Отвратительно, — прошептал фон Мюкке, — очень больно, и в то же время ниже груди ничего не чувствую. Камень. Я умираю?
— Не торопитесь, успеете, — с грубоватым сочувствием ответил Сашка. — Ранения в спину или даже в позвоночник весьма неприятны, но далеко не всегда смертельны…
Под воздействием наркотика фон Мюкке держался мужественно, а скорее ему было почти все равно, жить или наоборот.
— Вы разве врач?
— В том числе и врач. Жизнь учит многому…
— Судя по моему самочувствию, не помешал бы и пастор… А вообще удивительно глупо все получилось.
— Увы. Я не только не священник, но даже и не лютеранин. Ваших обрядов не знаю. Но, возможно, вы слегка торопитесь. Кое-какие шансы есть. Очень возможно, что пуля только контузила вам спину, и, если мне удастся ее извлечь, выздоровление не займет много времени.
— Или — или, — попытался улыбнуться фон Мюкке серыми от боли губами.
— Именно так. Сейчас я сделаю вам еще один укрепляющий укол и позондирую рану. Хуже не будет, поверьте мне, но может и повезти…
— Ничего другого и не остается. Черт меня дернул связаться с вами. Правильно вы сказали: «Не заговаривайте с неизвестными»… Давайте ваш укол, я уже не в силах терпеть.
— Уже делаю. Боль сейчас пройдет, но в сознании вы останетесь.
Фон Мюкке полежал несколько минут, шумно дыша сквозь стиснутые зубы, потом боль отпустила. Немец перевел дух.
— Спасибо. Так хорошо. Приступайте. Только скажите все же, перед тем как начнете, ответьте мне всего на один вопрос, может быть, последний: вы специально меня выслеживали? Работаете на русскую контрразведку? Или на английскую?
— Не понимаю, о чем вы…
— Оставьте, Ричард. Вы все понимаете. Как и я. Перед близкой смертью мышление обостряется. И вам запираться теперь нет смысла. Я в любом случае выбит из игры…
— Я уже сказал — если я и работаю на кого-либо, так только на себя. Но вопрос вы задали все равно интересный. И мы к нему обязательно вернемся, но позже. Если мне удастся вас вытащить…
Пулю Сашка действительно извлек почти без труда, но с остальным было хуже. Спинной мозг размозжило так, что он держался буквально на двух-трех ниточках.
Участи бравого капитана оставалось бы только посочувствовать, если бы… Если бы у Шульгина не было с собой браслета-гомеостата.
Так они договорились с друзьями: один, принадлежавший Ирине, достался экипажу «Призрака», второй, берестинский, память о прогулке в шестьдесят шестой год, исполнял роль судового госпиталя «Валгаллы», а этот подарила Шульгину Сильвия.
Вполне возможно, что у нее, в соответствии с должностью, имелся достаточный их запас. Хотя об этом она не распространялась. Но вряд ли же она презентовала своему победителю последний собственный экземпляр.
Как известно, гомеостат обеспечивал сохранение постоянства внутренней среды и физическую целостность организма при воздействии на него любых неблагоприятных факторов, за исключением одномоментного полного разрушения тела и, главное, — мозга.
Во всех же остальных случаях гомеостат гарантировал своему носителю регенерацию поврежденных органов, причем со скоростью, адекватной возникшей угрозе.
То есть при огнестрельном поражении сердца его функции восстанавливались быстрее, чем человек должен был умереть от прекращения кровообращения, а раздробленная нога могла срастаться и сутки, и двое.
Вообще-то гомеостат предназначался для постоянного ношения, тогда он полностью настраивался на биохарактеристики владельца и заботился о нем ежесекундно, в профилактическом режиме. Нашим же героям приходилось использовать его по преимуществу как аппарат экстренной и интенсивной медицинской помощи.
Вот и сейчас Шульгин, закрыв рану фон Мюкке тампоном и заклеив пластырем, застегнул на его запястье черный браслет с мерцающим на матовом экране широким желтым сектором.
Его размеры показывали, что, хотя жизнь пациента в данный момент вне опасности, степень нарушения жизненных функций превышает 50 процентов.
— Кажется, я могу вас поздравить, — сказал Шульгин, вытирая руки смоченной в спирте салфеткой. — Жить вы точно будете, о прочем же станет ясно несколько позже. А теперь вам нужно поспать. Возле вас подежурит мой слуга.
— Я и вправду чувствую себя гораздо лучше, — попытался улыбнуться капитан.
— А как же иначе. Чтобы стало совсем хорошо — спите, — он осторожно перевернул пациента на спину, поудобнее устроил его голову на плоской, набитой не то сеном, не то водорослями подушке, укутал двумя одеялами. После чего сделал перед лицом фон Мюкке несколько пассов ладонями.
Глаза раненого закрылись, и он задышал тихо и ровно.
В капитанской каюте его ждал Славский. Один. Куда делись его люди, Сашка интересоваться не стал. Спят в трюме, наверное, на старых парусах или мешках с грузом.
