Я допускал, конечно, что координаты, определенные путем прокладки и счисления с помощью компаса и лага, с поправками на ветер и течения могут расходиться с обсервованными миль на десять-пятнадцать в каждую сторону, но сейчас выходило, что мы промахнулись больше чем на триста. Обычно так не ошибаются даже курсанты-троечники на первой практике. Мы с Ларсеном молча посмотрели друг на друга, после чего робот совершенно по-человечески пожал плечами.
Мы перешли на другое крыло мостика и повторили наблюдения. Результат совпал до долей градуса. Согласно прокладке на карте, от точки перехода мы шли курсом ост-зюйд-ост 115 градусов, со средней десятиузловой скоростью, и сейчас должны находиться на сорок миль северо-восточнее островов Каргадос — Карахос.
Обсервованное же место «Призрака» находилось южнее острова Маврикий, в непосредственной близости от тропика Козерога.
И, значит, либо капитально ошибся в своих расчетах Воронцов, что маловероятно, так как он использовал гораздо более точную стационарную аппаратуру «Валгаллы», либо…
Здесь приходилось размышлять самому, поскольку роботы к творческой деятельности не способны по определению. Я поручил Ларсену еще раз выверить инструменты, убедиться, что хронометры показывают правильное время, и посмотреть, нет ли опечаток в навигационных таблицах и таблице логарифмов. Потому что на триста миль в определении своего места не ошибались даже кормчие Колумба и Магеллана. Тем более — по широте. Ошибку в определении долготы допустить легче.
Значит, так. Раз неисправность приборов и опечатки в таблицах мы отнесли к компетенции Ларсена, на мою долю остаются гипотезы иного плана. Каковых не так уж и много. Точнее — нормальных, то есть нефантастических нет совсем. Если только очередной кок Негоро не подложил топор под главный компас, условно говоря.
Все остальное уже было. В том числе допущенная Олегом в Замке ошибка, забросившая нас с Ириной на целый вечер в 1991 год. Вернее, не ошибка самого Левашова, а какой-то не учтенный им фактор, нечто вроде принципа неопределенности, не позволяющий одновременно обеспечить точность попадания по месту и времени.
По аналогии можно представить, что если время сейчас, как мы предполагаем, расчетное — 29 октября 1921 года, 6 часов 17 минут поясное, то по месту находиться мы сейчас можем где угодно, как на предполагаемых координатах, так и на противоположной стороне шарика, то есть где-то между островами Туамоту и побережьем Перу.
Но томила меня смутная тревога. Мы ведь уже убеждались, и не один раз, что все наши шуточки с пространством-временем добром не кончаются.
Поход Берестина в 66-й год вызвал образование едва устраненной развилки реальностей.
Первая и последняя попытка возвратиться из Замка в собственные время и реальность забросили нас с Ириной в будущее, хорошо еще, что ненадолго и без всяких парадоксов.
Впрочем, это как раз большой вопрос. Отчего не предположить, что все, что случилось с нами после этого, как раз и является одним большим парадоксом?
Все — белый Крым, Врангель, победа над большевиками, спасение Колчака и Парад Победы в Стамбуле — как раз и есть иллюзия, пресловутая Ловушка Сознания.
А уже внутри ее содержатся более мелкие частности: почти недельный сбой во время моего визита на виллу Сильвии, новые приключения с нею же на Валгалле et cetera…
И хорошо, если и на сей раз все ограничится ошибкой в триста миль. Но ведь еще имеет место и замолкшее радио…
Ведь решили же мы, что будем впредь всеми силами избегать проломов мирового континуума, жить в нашей последней реальности как подобает законопослушным обывателям Великой Сети. А тут успокоились, утратили бдительность, решили, что еще разок попробовать можно.
Правда, сослаться можно на то, что выхода другого у нас не было. Или погибать под английскими снарядами, или — так.
Впрочем, рискнуть тоже было можно, пощекотать себе нервы ремейком прорыва «Гебена» и «Бреслау» в противоположном направлении, но как-то не захотелось. Навоевался я сверх меры. Да и в случае удачи прорыва «просвещенные мореплаватели» нас бы в покое не оставили, здесь пока еще все судоходные пути и почти все порты контролируются ими.
Все равно как сначала публично наплевать в морду предводителю марьинской шпаны, а потом отправиться с подружкой вечерком посидеть в летнем кафе на углу Октябрьской и Сущевского Вала.
Да чего я так взволновался? Ничего же пока не произошло и ничего не известно. Океан, небо, солнце, яхта — все при нас. И принцип Оккама пока еще никто не отменял.
Я попытался выбросить из головы тревожные мысли, и мне это почти удалось, потому что как раз в этот момент на крыше рубки появились Ирина с Анной.
Свеженькие, умытые, причесанные, одетые сообразно моде и ситуации «светские дамы на морской прогулке», то есть в легкие светлые платья и широкополые шляпки для защиты нежной кожи от жарких солнечных лучей.
Я поприветствовал спутниц полупоклоном, приподняв над головой фуражку. (Удивительно быстро привыкаешь к нормам и обычаям времени. Всю жизнь я даже зимой ходил, за исключением самых свирепых морозов и метелей, без головного убора, а здесь легко смирился с мыслью, что без фуражки или шляпы ходить почти столь же неприлично, как и без штанов.)
Ирина ответила мне легкой улыбкой, а Анна будто и не заметила. Вцепившись пальцами в планшир, она буквально остолбенела, широко раскрыв глаза.
Да уж, я ее отлично понимаю.
Увидеть в двадцать один год Индийский океан во всем его великолепии, освещенный утренним солнцем, с палубы королевской яхты дано не каждой. Особенно после того, как девушка почти смирилась за три года жизни в Совдепии, что ничего хорошего ей, дочке статского советника, в пролетарском раю не светит. Что ни в какой вуз ее не примут, это еще полбеды, так ведь в ходе объявляемых большевиками одна за другой кампаний свободно можно оказаться там, куда Макар телят не гонял, а то и еще дальше.
И вдруг не только вернулась прежняя жизнь и общественный статус, а былью стала сказка, сюжет из романов Буссенара или Чарской: она вышла замуж за красавца мужчину, генерала и одного из богатейших людей на земле. А теперь плывет в изысканном обществе не куда-нибудь, а в Австралию!
Горевала, конечно, девочка, что ненаглядный Александр вновь ее покинул и не с кем разделить радости жизни и постель (к этому делу она быстро приобрела вкус, хотя совсем недавно данная сторона супружества представлялась ей неизбежным, но от этого не менее стыдным злом). Но ничего страшного, можно и потерпеть немного, Шульгин обещал разделаться с неотложными делами и возвратиться не позднее чем через две-три недели.
Мы немного поболтали в общем-то ни о чем, поскольку грузить девушек своими проблемами я не считал нужным, обсудили программу предстоящего дня.
После церемонии подъема лично мной придуманного флага «Призрака», очень похожего на будущий ооновский, голубого с вышитой серебром розой ветров и девизом «Вулюар сэ пувуар», прошедшей достаточно торжественно и сопровождающейся гимном экспедиции — увертюрой Дунаевского к фильму «Дети капитана Гранта» и салютом, на крыше рубки под тентом был накрыт завтрак, изысканный, но достаточно плотный, поскольку морской воздух и физические упражнения весьма способствуют аппетиту.
