Основной упор он сделал именно на мистическую составляющую и попросил о помощи.
— Чем же я могу вам помочь? — осведомился профессор, пребывая в состоянии почти восторга от очередного подтверждения своих, в общем-то преимущественно умозрительных, построений.
Обладая на самом деле сильными мистическими способностями, достаточными, чтобы слыть в определенных кругах почти что магом и ясновидцем, в каких-то деталях Удолин определенно не дотягивал даже до Шульгина, не говоря уже о Новикове.
Очевидно, он вполне бы мог претендовать на титул «посвященного» и даже «кандидата в Игроки», если бы…
А кто знает, какого именно условия ему не хватило? Обладал мощным и изворотливым умом, чудовищной эрудицией в избранной области, знал мертвые и готовящиеся стать таковыми языки, но…
Так зачастую авторитетному шахматному мастеру, невзирая на очевидные успехи и даже талант, до конца дней не удается стать гроссмейстером.
Дефицит той самой «божьей искры».
Шульгин сказал, тщательно подбирая слова, что вот имеется, по его сведениям, некая область астрала, проникнув куда можно не только овладеть немыслимым объемом знаний, но и обрести реальную власть над физическими процессами. И если Константин Васильевич сосредоточит все свои непревзойденные способности, Шульгин — свои и они при этом сумеют достигнуть резонанса, то тогда…
— А что? Не так уж и глупо все это звучит. Отчего бы не попробовать, как в прошлый раз? Тогда неплохо вышло.
Сашка увидел, что профессор увлечен, а это даже не половина дела. Это гораздо больше…
Методика у них была более-менее отработана, вдобавок они обсудили некоторые тонкости процесса, которые следовало учесть, исходя из прошлого опыта.
В принципе все выглядело достаточно просто — раз Великая Сеть — скорее информационная, чем механическая конструкция, а разум человека всего лишь составная, некоторое время автономная часть Мирового Разума, которая после смерти индивидуума сливается с «целым», нет ничего невероятного в том, что эту же операцию можно провести несколько раньше. С почти гарантированным возвращением.
Несколько раз это уже получалось и у Шульгина, и у Новикова. С каждым разом — все удачнее.
Но, главное, сейчас Шульгин мог пользоваться ресурсами, так сказать, «двух комплектов» своего мозга сразу, как будто у него был в распоряжении компьютер с двумя синхронно действующими процессорами.
Эффект, наверняка никем ранее не исследованный, наложения на мозг человека его же собственной копии оказался весьма интересным и многообещающим.
Удолин же, пользуясь собственной, основанной на владении буддийскими «технологиями» приобщения к Вечному методикой, обеспечивал «движение тонкой субстанции» (души, проще говоря) по наиболее короткому и безопасному маршруту.
…Несколько уже ранее пройденных ступенек к астралу они преодолели легко и намного быстрее, чем раньше. Причем Шульгин все время чувствовал Удолина рядом. Словно альпинист напарника, идущего в одной связке.
И вот наконец они выскочили туда, куда и направлялись.
К мерцающему в вечной ночи межгалактического пространства Узлу.
Еще в первое посещение проекции Великой Сети Шульгин узнал, что такие, как он и Андрей, кандидаты в Держатели могут при определенных условиях внедриться внутрь Узла и, кажется, перехватить таким образом систему управления огромным сектором реальностей.
Если, конечно, удастся преодолеть сопротивление специально на то поставленных «сторожевых псов», именуемых также Ловушками Сознания.
Идея их проста — своеобразные информационные капканы, разбросанные вдоль суперструн и узлов Сети на случай несанкционированного проникновения личности, способной охватить в полном объеме все мыслеформы данной реальности, а значит, имеющей возможность их корректировать сообразно собственным представлениям.
Этакие ментальные сверхконструкции, которые «жертва» должна воспринять как элемент подвластной ей реальности, хотя на самом деле они таковыми не являются.
Пример — зеленая лужайка посреди леса, которая на самом деле отнюдь не твердь, а только ряска над бездонной топью. Наступил — и буль-буль, как говорится.
То же и в Сети. Как только недостаточно могучий и защищенный разум поверил в подлинность генерируемой Ловушкой реальности — ему конец.
Вечная нирвана, бездна развоплощения.
Причем, как правило, — приятная, более приятная, чем подлинная жизнь.
Трудно даже сказать — в чем здесь самый ужас. Ведь если тебе будет казаться, что все хорошо и ты счастлив до конца дней, — о чем горевать?
Шульгин долго размышлял над этим, и с Новиковым, который первым узнал о Ловушках, они этот вопрос обсуждали.
Сошлись на том, что проблема здесь та же, что и проблема обыкновенной, без всякой мистики, человеческой смерти. С какого-то момента, раньше или позже ты начинаешь понимать, что как раз лично тебе твоя собственная смерть никаких неприятностей не сулит.
Если только момент умирания не окажется чересчур долгим и мучительным. Но невыносима мысль, что твоя кончина не позволит доделать что-то очень важное, принесет боль и страдания твоим близким. Да и просто — ты исчез, а вокруг абсолютно ничего не изменилось… Встает солнце, шумят листвой деревья, люди пьют пиво в кафе под навесом. Но все — без тебя.
Тот же «слег» из «Хищных вещей века» — великолепная, кстати, аналогия пресловутой Ловушки.
Или — не аналогия, просто — разновидность. Таким образом из той реальности вырубали неудобных людей.
«Ну, это мы еще посмотрим, кто кого распнет», — вспомнил Шульгин очередную подходящую к случаю цитату.
Антон в одной из бесед назвал наиболее простой способ защиты от «ловушек» — крайняя бдительность и осторожность. Заметишь резкое и немотивированное изменение обстановки — всеми силами уклоняйся от столь же резкого ответа. Любой ценой старайся удерживать статус-кво. И до последнего не воспринимай происходящее как окончательную данность.
Тогда, пожалуй, обойдется.
Легко сказать. Вся жизнь с известного момента только и состоит из совершенно немотивированных изменений…
Впрочем — нет. Не так. Это ведь они сами учиняют в этом мире не из чего не вытекающие безобразия, а окружающая среда реагирует как раз в пределах стандартной логики.
Но чем их встретит Узел?
…Время «полета» в астрале не поддавалось исчислению. Если исходить из того, что скорость мышления постоянна здесь и на Земле, добирались они до Узла минут десять. А если допустить, что скорость нервных процессов сопоставима со скоростью света, то и один квант времени — огромный срок.
Перед «стартом» профессор, продолжая умствовать, заявил, что мы, к счастью или к несчастью, являемся обитателями такой хроносенсорной ниши (масштаба времени), где сущее дано в своей максимальной членораздельности, а наша философия есть только следствие этой заброшенности, помещенности именно сюда. Кем бы мы были, окажись в другой нише времени — невозможно представить, легкий холодок ужаса пробегает по коже.
