Оружием, конечно, торговали практически со всеми, кто хотел и мог его купить, но исключительно легким стрелковым. Режимам, признаваемым сравнительно цивилизованными и дружественными, вроде североафриканских и южноамериканских, поставляли в обмен на сырье и нефть еще и кое-какую бронетехнику, поршневые самолеты. Попытки наладить собственное военное производство пресекались так же жестко, как и изготовление наркотиков.
То есть мир кое-как сохранял свою стабильность.
Но только до того момента, пока не будет придумано средство разом ликвидировать пресловутое технологическое превосходство «северян».
А что оно непременно будет придумано, сомневаться мог только обыватель с заплывшими жиром мозгами. Великий философ истории Тойнби объяснил это в своей теории «Цивилизационного Вызова и Ответа».
Если перед цивилизацией (в данном случае — обобщенными двадцатью цивилизациями Земли, поставленными в исторический тупик двадцать первой, иудео-христианской) стоит угроза гибели, они обязательно должны найти способ сохраниться. То есть устранить угрозу.
Беда в одном — до того, как это произойдет, угадать суть и форму ответа принципиально невозможно.
Это был первый основополагающий вывод аналитиков «Клуба ревнителей истории».
Второй сводился к тому, что на грядущую катастрофу адекватно может ответить только Россия. В силу своей привычки к аналогичным «вызовам» и абсолютной самодостаточности.
Но отнюдь не нынешняя Россия.
Поскольку ведущую роль в создании ее государственного устройства играли партии либерального и социалистического толка, получилась крайне рыхлая парламентская республика, социальное государство скандинавского типа. Созданное с благой на первый взгляд целью недопущения впредь революционного порыва якобы обездоленных масс.
Почти 50 лет эта система работала достаточно устойчиво, что позволяло России держаться на среднеевропейском уровне с приличными экономическими показателями за счет неисчерпаемых природных ресурсов, великолепного интеллектуального потенциала, разумной внутренней и внешней политики.
Однако, как отмечали аналитики, последнюю четверть века наметились и стали нарастать негативные тенденции. За счет излишнего патернализма экономика России потеряла темп, чрезмерные военные расходы вели к снижению жизненного уровня. Все это вошло в резонанс с общемировыми депрессивными тенденциями.
Короче, как писал пока лично не знакомый Ляхову подполковник Генерального штаба Львов-Рогачевский, не позднее чем через десять лет Россия окажется последней по душевому национальному продукту среди всех стран Тихо-Атлантического союза. Как раз тогда, когда общемировой кризис станет практически неизбежен. И мы окажемся тем самым пресловутым «слабым звеном», из-за которого лопнет вся цепь.
…С распухшей от информации и мыслей головой Ляхов выходил в пустой заснеженный двор, бродил полчаса между сомкнутыми рядами сосен и елей, отвлекаясь от гипноза навязываемых ему идей, пытался рассуждать самостоятельно.
Пока что это ему удавалось. Потому что непонятным образом ощущал он если не фальшь, то некоторую нарочитость подбора материала и выводов. Как будто все это писалось не так просто, а именно и непосредственно для него лично.
И в то же время казалось ему, что знает он на ту же тему нечто другое. Знает, но не может, как обычно, сообразить, что тут неправильно.
А вот сознательную или подсознательную установку «историков» он считал, что уже уловил. И она не казалась ему такой уж глупой.
Хотя и рискованной.
Вариант «Лезвие бритвы». То есть сопряженный с минимальными жертвами переход власти в руки Великого князя, жесткая консолидация власти, но без ущемления гражданских свобод, новый модернизационный рывок в стиле Екатерины, отнюдь не Петра, и, очевидно, в перспективе выход из Союза, свободное плавание в Мировом океане по собственным картам и лоциям.
Предусматривались и вероятные опасности — срыв в диктатуру, внешний межцивилизационный конфликт, новая гражданская война или долгие годы смуты.
Нет, конечно, здесь еще думать и думать.
Но одновременно Вадима уже обуял азарт причастности к Большому деланию.
Нет, ну правда, что же, так и доживать жизнь в не тобой предложенных обстоятельствах? Ведь скучно, если даже и сытно, и спокойно.
Кто сказал: «Стремись к невозможному, ибо только в невозможном счастье мужчины»?
И слова того же автора из напрочь отчего-то забытой книги. Но удивительно уместные: «Вот ночь и зима, вот воины сидят у костра в темном лесу, и разбуженная птица проносится над пламенем. Счастье в жизни мужчины так же быстротечно, как тепло, которое лишь на миг ощутила птица. Только невозможное греет сердце воинов, только погоня за ним…»
И сейчас ночь и зима, и сам Ляхов теперь тоже воин…
Вообще слишком часто стали приходить ему в голову неизвестно откуда взявшиеся фразы.
Главное же — он уже прикоснулся к этому пьянящему чувству, когда вчера ты — никто, а сегодня уже полковник и герой, и тебя зовут новые друзья, и жизнь пляшет под седлом, как аргамак, и можно заявить себя на участие в стипль-чезе, и скакать через препятствия, рискуя сломать шею, свою или коня, на ближайшем барьере, но там, впереди, финиш, победа, серебряный кубок чемпиона, летящие шампанские пробки, поцелуи женщин.
Только не такой уж безрассудный он человек, доктор Ляхов. Профессиональный опыт подсказывал, что, даже умея резать аппендицит, не стоит сразу замахиваться на пересадку сердца.
Есть и промежуточные операции, которые неплохо бы научиться делать. И, желательно, без ненужных жертв с обеих сторон.
И вот Вадим задумался: а если отвлечься от комплекса неполноценности и вообразить себя пусть не богом, а человеком, который при желании может все?
По примеру вошедших в историю гипоманьяков
[39]
. Хотя бы в виде эксперимента. Или набросков к фантастическому роману, утопии или антиутопии, как получится. Почему бы и нет, он ничуть не глупее всех тех, кто уже зарекомендовал себя в истории.
Причем ведь очень многие из них были не старше, а то и моложе его, когда решались на великие дела. Чингисхан, Наполеон, Ульянов-Ленин, генерал Слащев, из самоновейшей истории — Хосе Диас, Кемаль Ататюрк, принц Коноэ.
Да мало ли людей, поставивших последний рубль ребром и сорвавших банк. И, что главное, ухитрившихся в итоге умереть своей смертью, а не от веревки или пули!
Другое дело, что нет у него необходимых истинным реформаторам непреклонной воли, беспринципности и безжалостности, так они пока и не требуются.
«Революцию» будем совершать пока что в сфере чистого разума.
