Несколько дальше фон становился чуть более внятным. Не вербально, перевести уловленное в слова или иероглифические символы все равно не получалось. Но кое-что я воспринимал. Приблизительно как знаток Вагнера, изучивший всю систему его лейтмотивов и контрапунктов, которыми новатор мечтал перевернуть и заменить не только музыкальный, но и общечеловеческий словарь, обозначить комбинациями звуков чувства и взаимоотношения, даже такие философские и отвлеченные понятия, как судьба, коварство, жажда власти, обреченность року, неистовая ненависть и столь же глубокая трусость… Все это и многое другое проникало сквозь меня, не задевая, но отражаясь…
Безусловно, я зацепил отзвуки совсем чужой интеллектуальной практики. «Элоев» скорее всего. Но с тем же успехом — «настоящих», не прошедших «гуманоидного кондиционирования» аггров, укрывшихся, допустим, в недоступных чужакам убежищах станции, не только внутри ее надземной части, а в разветвленных подземельях.
Почему бы и нет?
Под Одессой тысячи километров катакомб обыкновенные люди прорезали в толщах белого камня за сотню-другую лет, пользуясь только ручными пилами, зубилами и клиньями, а аггры с совершеннейшей техникой упражнялись здесь сотни веков, быть может. Имели время всю планету источить своими ходами…
А теперь они в полном ауте. Сначала Антон с нашей помощью достал их информационной бомбой, а теперь за оставшимися пришли куда худшие враги…
Да нет, не может быть. Я имею в виду не постройку катакомб, а наличие нестыкуемого с человеческим разума. Как бы они тогда программировали своих агентов? Дайяна, к примеру, сохраняя облик земной женщины, ухитрялась руководить персоналом станции…
Я попытался сузить и уточнить настройку на перехваченной частоте.
Что-то получилось. Внятного ответа я по-прежнему не услышал, зато отчетливее стал лейтмотив агрессии. Типа «кто бы вы ни были, мы все равно до вас доберемся и уничтожим!».
Я нашел хороший ответ. Вспомнил далекое послевоенное детство, то настроение юного берсерка из окрестностей Марьиной Рощи, с которым только и можно было бросаться на прорыв окружения местной шпаны. Сначала убеди себя, что готов швырять обломками кирпичей в головы, драться попавшейся под руку доской или обрезком трубы, вцепляться ногтями в глаза и зубами в горло — убеди яростью взгляда, визгом пополам с матом, вырвавшимся из горла. Тогда тебе поверят и побегут. Или молча расступятся. «Духарик, не связываемся!» И потом больше никогда не тронут.
Как можно отчетливее реконструировал то состояние, усилил его до последней крайности своими новыми способностями. Представил внутренним взором дуггуров-элоев в виде жалких, беснующихся трусливых существ, бандерлогов, и себя, сильного и свирепого, как проголодавшийся леопард. И — прыгнул со свирепым рычанием вдоль оси сигнала!
Вы не поверите — пришел немедленный отклик. На том же уровне смутных ощущений, но читаемый. Они не столько испугались и бросились с визгом врассыпную, как обезьяны, но здорово оторопели. Рассчитывали на что-нибудь другое, исходя из предыдущего опыта? Помнили о том, что наше оружие и умение им владеть уже нарушило кое-какие расчеты, но были уверены в своем сверхчувственном превосходстве?
А вам не приходилось слышать, как самые сильные маги Средневековья неожиданно для себя осознавали, с большим опозданием, что не только серебро и ветки омелы, но и рыцарский меч, стрела, веревки и кандалы, «испанский сапог», «железная дева» и в финале — костер оказывались сильнее чар и заклинаний. Эту идею я выбросил в пространство духа со всей страстью и напором.
Есть много средств борьбы населяющих мир существ и сущностей, однако опыт тысячелетий показал, что, как это ни прискорбно для высокого интеллекта, грубая сила и солому ломит. А бронебойная пуля летит быстрее, чем срабатывает заклинание, придуманное в другом мире, для совсем другого случая. Тротил, не говоря об эластите, детонирует со скоростью, тысячекратно превышающей темп передачи импульса от мозга к мышцам…
Ответный всплеск с той стороны показался мне отзвуком глубокого уныния. Или — разочарования.
Я, конечно, очень многое додумывал и трактовал в соответствии с присущими мне установками. Но ведь и любой человек, не впадающий в панику от тени опасности, сумеет, хоть в первом приближении, сообразить, глядя на облаивающую его собаку, что она имеет в виду.
Сейчас стало ясно — эта «собака» немедленно не бросится. Но перегибать палку, переступать некую незримую грань тоже не стоит. Если я выиграл пару темпов или качество, шанс отступить на свою территорию, не теряя лица, — уже победа.
Теперь бы хорошо очертить мысленный меловой круг, мол, я за него пока не выйду, но и вы не суйтесь, а то хуже будет…
Глава двадцать вторая
Я закрыл за собой дверь. Перед тем как приблизиться к терминалу, где Олег колдовал над пультом управления, а Шульгин с карабином на изготовку прикрывал его с тыла, обошел зал по периметру. Для меня — ничего интересного. То есть — никаких признаков повседневной жизни тех, кто трудился за этими машинами. Как это бывает у нас — там фотография жены или детей в рамочке возле монитора, там фривольная переводная картинка на ящике процессора, пепельница, полная окурков, следы от чашек кофе на столике, и тому подобное.
Здесь ничего, стерильная пустота. Скучный народ, нехристи, одно слово. А ведь отсюда наверняка осуществлялось слежение за работой сотен координаторов вроде Ирины и Сильвии, принимались сигналы с Шаров, выдавались рекомендации и задания. Разрабатывались миллионы комбинаций вроде той, что пришлось исполнять Берестину. «Не допустить в июле шестьдесят шестого года посадку в самолет старшего лейтенанта медслужбы Тихоокеанского флота», — это сколько нужно было вариантов протекавших на Земле событий просчитать, чтобы придумать именно такое МНВ?
А поддерживать границу «обратного времени», сформировать псевдореальность сорок первого года, перебросить Сашкину матрицу в древнюю Ниневию, обеспечивать функционирование столешниковской и неизвестного количества подобных ей квартир в разных веках и странах и так далее и тому подобное…
Невероятные мощности построены и задействованы. Ради чего, в итоге? Вмешались мы, и что теперь значит и стоит эта База?
Я усмехнулся, присел в не для людей сделанное кресло, достал сигарету. А ради чего люди строят гигантские, допустим, синхрофазотроны, отвлекающие от реальных дел сотни тысяч лучших специалистов, и энергии, достаточные, чтобы электрифицировать половину деревень Экваториальной Африки или зауральской России? Посмотреть, на какие части распадется какое-нибудь нейтрино, если вообще удастся его поймать?
Строят, работают, радуются, тратят немыслимые деньги, а появится вдруг полдюжины придурков с автоматами и запасом толовых шашек — и нету больше чуда науки и техники, остается огонь, дым, завалы покореженного железа…
И никакой, по большому счету, разницы, геростратов комплекс двигал разрушителями, возвышенная идея или хороший гонорар…
Э-хе-хе, грехи наши тяжкие!
