Если это и так, осуждать ее я не имею ни права, ни оснований. Принципы братьев-основоположников на нее не распространяются.
Кресла в этом зале-баре были снабжены колесиками, и, почти не привлекая ничьего внимания, мы втроем переместились на самую периферию зала, окружили столик, ближайший к задней входной двери. Щелчком пальцев Сашка привлек внимание лакея и без слов объяснил, что нам требуется.
— Слушай, давно мы такой бучи не устраивали, — от всей души улыбаясь, сказал Олег.
— Пожалуй, что и никогда, — согласился я. — Непосредственная демократия в действии. Шестнадцать человек впервые получили возможность высказать свое мнение, не находясь в цейтноте, вне непосредственной опасности и не рискуя своим «шифгретором», так, кажется, называется общественный статус + дворянская честь + шляхетский гонор в романе Ле Гуин
[66]
.
— Это точно, — подтвердил Сашка. — Смотрю, и душа радуется. Новгородское вече «а натюрель». Пусть выговорятся, до донышка, а потом станем итоги подводить…
— Слушай, не надо, — вдруг сказал Олег, поднимая полный бокал хереса и взглядом предлагая присоединиться. — Как хочешь, а меня такой вот расклад полностью устраивает. Ты, Андрей, возьми сейчас слово и скажи — так решили, так пусть и будет. Оно ведь и в самом деле…
— О! — поднял палец левой руки Шульгин, правой опрокидывая бокал. — Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон. Мы одновременно перекрываем весь спектр проблемы, при этом каждый получает возможность действовать исключительно по собственному разумению. Раньше у нас обязательно кто-то был чем-то недоволен, сознательно или подсознательно. Собой, нами, судьбой, Игроками… А теперь — свобода, и никто из обиженных не уйдет…
— Живым, — для полноты юмора добавил я.
Поднявшись к нам по ступеням амфитеатра, пока внизу еще продолжались споры и громогласные филиппики
[67]
, Ирина с подчеркнутой деликатностью спросила, не помешает ли.
— Ты — да помешаешь? — галантно ответил Левашов. Рядом с Ириной он всегда чувствовал себя комфортно, даже когда остыли его юношеские к ней чувства.
— Довольны?
— Более чем. Честно, мы готовились к несколько другому, а сейчас получается даже лучше, — ответил я. — На самом деле чтобы мы делали там, куда собрались, со всей этой командой? На Валгалле было вдвое меньше, и то…
— Так, может, ты мне наконец скажешь, куда мы все-таки собрались, — спросила она, присаживаясь на подлокотник кресла, так, чтобы Олегу и Сашке стали видны ее ножки, облитые переливчатым шелком, вплоть до золотистых застежек у края чулок. Невинное кокетство молодой дамы, знающей, что ей есть чем похвастаться. При каждом удобном случае, невзирая на то, что друзья неоднократно созерцали ее и топлесс.
— Складывается так, что в Южную Африку времен Англо-бурской войны. За теми бриллиантами и золотом, какими расплачивались с Врангелем…
— Совсем хорошо, — улыбнулась Ирина. Левашов, будто опомнившись, вскочил и наполнил ее бокал. И наши заодно.
Она благодарно кивнула.
— За успех! Вас не забавляет, что Берестин и Лариса, не прилагая никаких специальных усилий, оказались предводителями «партии войны», которая без их участия не имела бы никакого смысла? Словно в романе Честертона «Человек, который был четвергом». Вообще нормально, только любой мало-мальски проницательный сторонний наблюдатель немедленно бы усомнился: «А как они при таком раскладе свою личную жизнь представляют? Олег здесь, Лариса там, Алексей тоже там. А Сильвия где и с кем? Не с Антоном же?» Не рядом выходит, зная все предыдущее. Извини, Олег, если я не так сказала…
— Ничего, я понимаю. Но ведь никто же не говорил, что это — окончательный вариант. Скорее — обозначение позиций. А если кто в том же, что ты, направлении думать начнет — тоже полезно.
Ирина убрала прядь волос, упавшую на глаза.
— Согласимся, для начала сойдет. А вот отчего наш господин Кирсанов своей позиции не обозначил?
— Сильно умный. Готов поставить свой гомеостат против бутылки водки, что он раздумывает, как бы войти в специальный комплот с Удолиным. У них есть опыт совместной работы. По Агранову, — заявил Шульгин.
— Не стану спорить, — снова улыбнулась Ирина. — Второй гомеостат мне не нужен, а до ближайшего магазина за бутылкой далеко бежать… Так вы, ребята, постарайтесь, чтобы хоть сегодня каждый из диспутантов остался при своем мнении. Так всем будет лучше. Для намеченной операции — тоже.
Признаться, даже я не понял, из каких именно соображений она это сказала. Неужто придумала нечто собственное? Интересно.
Впрочем, я ведь ее тоже не во все свои замыслы посвящал…
Глава семнадцатая
Спираль нашей стратегической дезинформации продолжала закручиваться. На что мы и рассчитывали. Процесс должен войти в фазу саморазвития. Тогда от него будет толк.
Честно сказать, без всяких интриг я в любом случае предпочел бы отправиться в дальний поход весьма узким кругом друзей-единомышленников. На самом деле даже обычная воскресная рыбалка превратится черт знает во что, если на нее двинуться такой толпой, да еще и с женщинами!
В то же время в предвидении возможного вторжения дуггуров оставлять заведомо слабейшую часть команды на растерзание врагу — не по-нашему.
Хорошо, пусть не на «растерзание» в буквальном смысле, просто в ситуации войны и связанного с ней хаоса. Это как самому своевременно эмигрировать в теплые и мирные края, а членов своего клана оставить на оккупированной территории, выживать по способности.
В критический момент мы, конечно, примем оптимальное решение, а до того пусть все идет, как идет. И друзья выскажут свои истинные взгляды и интересы, и противодействующие силы, откуда бы они ни исходили, тем или иным образом проявятся, если вообще существуют в природе. Принципа «разделяй и властвуй» никто не отменял. У меня иногда мелькала мысль, что и Дайяна может (могла) работать в сговоре или под контролем дуггуров, и все вообще прежде непонятные события можно списать на них. Как раньше удалось пересмотреть земную историю последних полутора веков, узнав о противостоянии аггров и форзейлей.
Мы же будем просто наблюдать через призму принятой гипотезы исследования, и отслеживать не укладывающиеся в нее явления.
…На данный момент мы имеем что?
Наших друзей-конфидентов, как мне кажется, слегка удивило единодушие «великих магистров». И тех, с кем мы затевали предварительный разговор, и тех, кто ничего об этом не зная, просто пытались самоутвердиться, ориентируясь на известную степень нашей несговорчивости и, как говорится, авторитаризма. Еще одной неожиданностью для ряда товарищей стало полное взаимопонимание у меня с Шульгиным (что привычно), и Левашова, который последние четыре года регулярно демонстрировал не всегда логичную, но последовательную конфронтацию по многим принципиальным вопросам.
