Наши кудри греть могло.
Ночью пасмурной и мглистой
Сердца чуткого не мучь.
Грозовой иль золотистой
Будь же тучей между туч…
Новиков сам почувствовал, что получилось. Лариса даже захлопала в ладоши, не сдержавшись.
— Давай еще…
Андрей мельком взглянул на Ирину. У той песня восторга не вызвала.
Хорошо. А что бы для нее вспомнить?
Потянуло спеть нечто однозначное и оптимистическое, вроде: «Я уходил вчера в поход, в далекие края, платком махнула у ворот любимая моя…», но само собой вышло чуть-чуть иначе.
Словно бес под руку толкал.
Главное, первые аккорды под текст подобрать…
Пошло…
Пять могучих коней мне дарил Люцифер
И одно золотое с рубином кольцо,
Я увидел бездонность подземных пещер
И роскошных долин молодое лицо.
Принесли мне вина — струевого огня
Фея гор и властительно-пу́рпурный Гном,
Я увидел, что солнце зажглось для меня,
Просияв, как рубин на кольце золотом.
И я понял восторг созидаемых дней,
Расцветающий гимн мирового жреца,
Я смеялся порывам могучих коней
И игре моего золотого кольца.
Там, на высях сознанья — безумье и снег…
Но восторг мой прожег голубой небосклон,
Я на выси сознанья направил свой бег
И увидел там деву, больную, как сон.
Ее голос был тихим дрожаньем струны,
В ее взорах сплетались ответ и вопрос.
И я отдал кольцо этой деве Луны
За неверный оттенок разбросанных кос.
И, смеясь надо мной, презирая меня,
Мои взоры одел Люцифер в полутьму,
Люцифер подарил мне шестого коня,
И Отчаянье было названье ему…
[2]
— Может, пока хватит? — не то попросила, не то потребовала Ирина.
Андрей согласился.
Посидели еще немного, обсуждая кое-какие детали их отчаянного путешествия, и засобирались. Первым — Шульгин. Друзья-то со своими благоверными уже объяснились, а ему это только предстоит. Так чего оттягивать? Подробный разбор решили оставить на потом.
По пути к лифту, отпустив женщин и Левашова вперед, Шульгин придержал Новикова за локоть.
— Что-то нехорошо с тобой, а?
— Есть немного. Похоже, получил по мозгам сильнее, чем показалось вначале.
— Головокружение, тошнота, в глазах двоится? Слуховые, обонятельные, зрительные галлюцинации?
— Чего нет, того нет…
— Голосов не слышишь?
— Да ну тебя! В таких пределах я и сам в психиатрии разбираюсь. Просто настроение препоганейшее, переутомился, видать, окончательно…
Он в нескольких словах объяснил Сашке, что с ним творилось последние сутки, и назвал предполагаемый диагноз. Как всякий неожиданно заболевший человек, надеясь, что опытный врач тут же его успокоит и развеет страхи.
Но Шульгин, знающий пациента, как себя самого, напротив, посерьезнел.
— Похоже, весьма похоже. Говоришь, было совсем плохо. Когда вернулись — развеселился, а сейчас опять?
— Именно…
Андрей на самом деле чувствовал, что депрессия возвращается в полном объеме.
— Вообще по науке так не бывает. Обычно фазы куда более продолжительные, неделями, месяцами, с ремиссией между… Мы вот как сделаем. Сейчас иди к себе, постарайся выспаться. С Ириной попробуй отвлечься…
Новиков попытался что-то возразить, Сашка движением руки велел молчать.
— Не выйдет — ничего страшного. Холодный душ до посинения, и спать. Спиртного пить не надо. Транквилизаторов сегодня тоже. Уж перетерпи, муторно, конечно, будет, но это не смертельно. Особенно для нас с тобой. А с утра займемся основательно…
— Почему не сейчас? — терпеть еще одну мучительную ночь ему казалось невыносимым.
— Потому. Нарыв должен созреть. Как говорят хирурги — резать после первой бессонной ночи…
— Так у меня уже была…
— Так у тебя и не нарыв…
На том и расстались.
Утром осунувшийся, в буквальном смысле погасший, Андрей зашел к Шульгину. Ночь прошла гораздо хуже, чем предыдущая, в лагере Дайяны. Ирине он о своем подлинном состоянии не сказал, ограничился общими словами о реакции на мысленный поединок с дуггурами. Оставаться у нее не стал. И до мучительно медленно наступавшего утра то вертелся на тахте в своем кабинете в тщетных попытках заснуть, то кружил по гостиной, курил, пытался читать и тут же отбрасывал наугад выдергиваемые с полок книги.
Попавшиеся на глаза строчки:
Иногда я бываю печален,
Я, забытый покинутый бог,
Созидающий в груде развалин
Старых храмов — грядущий чертог.
………………………………………
Если хочешь ты яркие дали
Развернуть пред больными людьми,
Дни безмолвной и жгучей печали
В свое мощное сердце возьми.
Жертвой будь голубой, предрассветной…
В темных безднах беззвучно сгори…
… И ты будешь Звездою Обетной,
Возвещающей близость зари…
[3]
—
вызвали у него хриплый, злой смех.
Вопреки рекомендации Шульгина он все-таки налил полный фужер коньяку, заварил кофе, выключил верхний свет, зажег свечи, снова курил сигареты одну за одной, бессмысленно глядя в черные окна.
Кажется, впервые в жизни подумал, что начинает понимать самоубийц. Если вот такое продолжается неделями и не помогают лекарства, да вдобавок нет ясного осознания причин своего состояния и четкой мотивации жить, что же еще делать? Пуля в висок — великолепный выход…
При этом гомеостат не помогает. Нагло светя зеленым экраном, утверждает: «Ты совершенно здоров!» Хоть в космос лети, хоть на Эверест карабкайся без кислородного прибора.
У Сашки уже сидел Удолин, введенный в курс дела и приглашенный для участия в консилиуме.
Оказавшись в обществе специалистов, Андрей испытал подобие облегчения. Что-нибудь они наверняка придумают. В самом крайнем случае, думал он, можно обратиться к Антону. Что, если и в этом случае попробовать отыграть назад? Допустим, с момента их выхода в астрал? Никто ведь ничего и не заметит, что такое двадцать четыре минуты?
Да нет, вряд ли выйдет. Реальность уже зафиксировалась, здесь и на Валгалле. Или нет?
Вначале Шульгин обследовал и опросил Новикова по стандартной схеме психиатра, исключая, разумеется, «анамнез вита»
[4]
. Естественно, ничего принципиально нового не узнал, за исключением того, что процесс протекает в угрожающе тяжелой форме. Если бы не исключительная устойчивость психики больного, его следовало немедленно госпитализировать и прописать массированный медикаментозный курс.