- Трава, джентльмены, трава - вот основа основ. Мы взялись
за рукояти плуга, - при этих словах его воображение взыграло, и он продолжал
свою речь голосом, рассчитанным на огромную толпу крестьян, которые, как ему
казалось, стояли к нему спиной, - и мы не выпустим: их до тех пор, пока каждый
акр нашей родины не будет распахан. В будущем мы должны прокормить не только
себя, но и наших собак, наших лошадей, наших детей, мы должны вернуть нашей
стране ее былую славу в области древнейшего труда. Не пытайтесь возражать мне,
- продолжал он, очаровательно улыбнувшись, ибо вспомнил, что, говоря с сельской
публикой, надо проявлять добродушие, - и не пытайтесь намазывать мне хлеб
маслом, потому что в будущем нам придется подумать и о маргарине. Одним словом,
давайте оставим все предрассудки и отринем малодушие, пока наша страна вновь не
расцветет, как сплошное пшеничное поле с несметными стадами коров. Господи, я
вообще не против традиций, только сначала давайте решим стоящую перед нами
проблему, не отступая ни на шаг от великих принципов Свободной Торговли,
Частной Собственности и Личной Свободы, которые превратили наши города в
огромнейшие, населеннейшие и богатейшие места под солнцем, которое, как
известно, никогда не заходит над Британской империей. Нам следует постоянно
изучать эту проблему в деталях и в целом, только тогда мы добьемся полного
переворота в жизни страны, не пожертвовав ни одним принципом и ни единым пенни.
Верьте мне, джентльмены, мы непременно добьемся того, что наши волки будут сыты
и овцы целы.
Мистер Левендер перевел дух, и в глазах его запрыгали
заголовки завтрашних газет с его речью: "Кризис" - "Волки сыты и
овцы целы" "Важнейший вывод". Ветер, несколько окрепший за время
речи мистера Левендера, вздул в этот миг одежду крестьянина, и она издала звук,
похожий на шорох, пробегающий по взволнованной аудитории.
- Ах! - воскликнул мистер Левендер. - Я вижу, что взволновал
вас, джентльмены. Клеветники, кто называет вас равнодушными! Да и разве вы не
становой хребет отечества, заключающий в себе спинной мозг, по которому
проходят соки, питающие головной мозг? И разве вы не сразу же откликнетесь на
призыв, столь простой и столь жизненно важный? Уверяю вас, джентльмены, здесь
нечего раздумывать, чем меньше вы будете думать, тем лучше, ибо раздумья лишь
уменьшили бы вашу решимость и отвлекли бы вас от поставленной цели. Ваш долг -
смело идти твердой поступью вперед, идти, пылая очами. Лишь так победим мы
нашего общего врага.
Выкрикнув эти слова, мистер Левендер вдруг остановился, как
часы, в которых кончился завод, и протер глаза.
Блинк, во время речи хозяина рыскавшая по полю, встретила
неведомое ей четвероногое, называемое кроликом, и, в ужасе бросившись прочь от
него, ткнулась в ноги крестьянину, отчего его штаны упали наземь, обнажив
палки, на которых они держались. Увидев это, мистер Левендер громко воскликнул:
- Сэр, вы обманули меня. Я принял вас за человека. Теперь я
вижу, что вы самовлюбленный автомат, занятый лишь своими делами и лишенный
малейшей частицы патриотического чувства. Прощайте же!
Глава 8
Морит голодом немцев
Расставшись с пугалом, голодный мистер Левендер приходил в
отчаяние от того, что не встретил ни одного пленного немца. И вдруг он увидел
перед собою небольшой карьер и в нем трех человек. У этих одетых в грубые
куртки, насквозь пропыленных рабочих было в лице нечто столь безошибочно
тевтонское, что мистер Левендер остановился как вкопанный. Они не придали его
появлению никакого значения, а может, не заметили его совсем, и продолжали
мрачно и молчаливо просеивать щебенку. Мистер Левендер уселся напротив них на
придорожный камень, и сердце его сжалось.
"Какие они худые и грустные! - подумал он. - Я бы ни за
что не хотел оказаться в плену вдали от родины, среди враждебного народа, где
ни одна женщина не улыбнется тебе и ни одна собака не помашет хвостом. Бедняги!
Хотя и необходимо ненавидеть немцев, все же, мне кажется, нельзя забывать, что
все мы люди. Это слабость, - сдерживал он себя, - которой ни один редактор не
допустит ни на секунду. Я должен бороться с ней, если хочу исполнить свой долг
и убедить наш народ морить их голодом. Но у них уже такой голодный вид, такие
впалые щеки! Я должен быть твердым. Быть может, дома у них есть жены и дети,
которые сейчас думают о них. Но в конце концов они же гунны. Как это сказал наш
великий писатель? "Червь - существо не более достойное сожаления, чем тигр
или крыса". Как это верно! И все же... Блинк! - Собака, сидевшая перед
ним, глядела на него с пристальностью, изобличавшей желание поесть. Да, -
продолжал мистер Левендер, - жалость - свойство слабых. Этот порок был некогда
- широко распространен в нашей стране; война произвела в нас по крайней мере
одну благодетельную перемену - мы все более приближаемся к мужественной, ничего
не прощающей натуре тигра и крысы! Да здравствует жестокость! Вот единственный полезный
урок, который нам преподали германцы, мы ведь совсем позабыли искусство быть
жестокими. О, какой опасности мы подвергались! Слава богу, сегодня в наших
рядах снова стоят знатоки этого дела. - Глубокая морщина появилась у него между
бровями. - Да, истинные знатоки! Как я преклоняюсь перед славными газетчиками и
великой толпою очевидцев, которые превозмогли жалость, этот пагубный порок.
"Гунны должны быть стерты с лица земли, вырваны с корнем, уничтожены в
зародыше - в этом главнейший долг великого человеколюбивого народа Британии.
Записывайтесь, леди и джентльмены, записывайтесь!" Великие мысли - великие
слова! И все же...
Лоб мистера Левендера покрылся испариной; немцы продолжали
просеивать щебенку, а Блинк, не отрываясь, глядела на него своими немигающими
блестящими глазами.
"Как ужасно быть человеком, - подумал он. - Если бы я
был только общественным деятелем и мог бы отринуть все человеческое,
индивидуальное, как легко бы мне стало! Когда же ты не только общественный
деятель, но к тому же и человек, положение твое затруднительно. У человека есть
чувства, и это мешает, мешает! Не должно быть никакой связи между исполнением
гражданского долга и человеческими чувствами! Надо, чтобы ты мог, не дрогнув,
уморить голодом своего врага, чтобы ты, не моргнув, мог смотреть, как он тонет.
Короче говоря, надо стать настоящим гунном. Мы все должны стать гуннами. Блинк,
дорогая, мы все должны быть гуннами! Я должен закалять волю!" - И мистер
Левендер отер испарину со лба; хотя его и посетила великая идея, ему все же не
хватало зверского героизма осуществить ее. "Мой долг, подумал он, -
приказать этим голодным, несчастным людям следовать за мной, чтобы они видели,
как я завтракаю. Это мой долг. Боже, придай мне силы! Ибо пока я не принесу в
жертву свое мягкосердечие, я недостоин называться общественным деятелем,
недостоин печатать свои мысли в газетах. En avant, de Bracy!" {Вперед, де
Браси! (франц.).}. Приняв это решение, он поднялся, Блинк тоже встала. Перейдя
через дорогу, он стиснул кулаки и визгливым от волнения голосом спросил:
