Мистер Левендер вздохнул.
- Сомневаюсь, чтобы я мог последовать вашему примеру, -
сказал он.
Джо взглянул на хозяина, и в его зеленоватых глазах
засветилось сочувствие.
- Не горюйте, сэр, - сказал он, - все дело в том, кто как
устроен. Вас бы такая жизнь в неделю доконала.
- Неделю! - проговорил мистер Левендер, захлебываясь слюной.
- Верю, что я не смогу забыть свои обязанности на целую неделю. Общественные
деятели не "гуляют", как вы выражаетесь, Джо.
- Осторожно, сэр, я не могу вести машину, не глядя на
дорогу.
- Да и как им "гулять"? - продолжал мистер
Левендер. - Ведь они, как атлеты, должны ежедневно тренироваться, чтобы
побеждать в своей вечной борьбе с народом.
- Ну, - снисходительно ответил Джо, - это тоже пьянство
особого рода, они все время на взводе, накачивают себя и усыпляют других.
- Не знаю, Джо, что вы имеете в виду, - строго сказал мистер
Левендер.
- Разве вы не замечали, сэр? Существуют два мира: мир, как
он есть на самом деле, и мир, каким он кажется общественному деятелю.
- Может быть, это и так, - согласился несколько
взволнованный мистер Левендер, - но скажите, Джо, который из этих миров
величественнее, благороднее? И разве другой мир имеет хоть какое-нибудь
значение? Конечно же, я за мир, который возникает в умах великих людей, существует
на бумаге, к которой прикасалось их перо, и процветает на словах, с которыми
они обращаются к народу. Разве не лучше жить в мире, где никто не боится
умереть с голоду или быть убитым, коль скоро это означает смерть за короля и
отечество? Разве этот мир не прекраснее того, в котором люди хотят жить и
только?
- Ну, - сказал Джо, - мы все готовы умереть за отечество,
коли надо. Только смерть нам не кажется увеселительной прогулкой, мы ведь не
общественные деятели. Уж очень все легко у них получается.
- Джо, - сказал мистер Левендер и даже на миг заткнул уши, -
это самое ужасное кощунство, которое я когда-либо слышал.
- Я еще и не то могу сказать, сэр, - ответил Джо. - Как,
продолжать?
- Продолжайте, - сказал мистер Левендер, стиснув кулаки, -
общественный деятель не уклоняется ни от чего, даже от враждебных насмешек.
- Ладно, так что же получается, сэр? Посмотрите, что они
говорят и что есть на самом деле. Имейте в виду, я не говорю про английских или
еще каких деятелей, я говорю про тех, каких много в любой стране. Это что-то
вроде тайного общества, основанного на трепотне. Послушайте, сэр. Вот один
просиживает штаны и сочиняет что-нибудь высокое. Потом вылезает другой и кричит
что-нибудь еще более высокое, потом они вместе просиживают штаны и кричат до
тех пор, пока атмосфера не накалится так, что не продохнешь; причем все это
время мы все хотим, чтобы нас оставили в покое, и слушаем их только по доброте
душевной. У этих типов только две слабости: одна - это идейки, а другая - их
собственные персоны. Им надо быть важными, а без идей не поважничаешь,
образуется порочный круг. Когда я вижу, что человек важничает, я говорю себе:
"Господи, помоги нам, нам это очень скоро понадобится!" Раньше или
позже так оно и выходит. Я скажу вам, сэр, какое проклятие тяготеет над миром:
люди научились говорить то, чего не чувствуют. И, господи, сколько их таких!
- Джо, - сказал мистер Левендер, у которого глаза вылезали
на лоб, ваши слова - это похоронный звон по поэзии, философии и прозе, особенно
прозе. Они могила истории, которая, как вам известно, состоит из войн и интриг,
порожденных мыслями общественных деятелей. Если бы ваши низкие взгляды
соответствовали действительности, кто бы сказал нам, участникам великой
эпической борьбы, ободряющие слова о том, что мы творим историю? Разве была
произнесена у нас хоть одна речь, которая не пролила бы целительный бальзам в
наши уши? Подумайте о том, какую поддержку дают эти слова сиротам и вдовам и
раненым бойцам, которые лежат под звездами и страждут. "Творить
историю", "играть решающую роль в великой драме" - вот лозунг,
вечно стоящий перед нами, который служит утешением нам и опорой им. Ивы бы
хотели лишить нас этих слов? Позор, позор! - повторил мистер Левендер. - Вы бы
хотели разрушить волшебство жизни и уничтожить все принципы.
- Дайте мне факты, - упрямо сказал Джо, - и заберите мои принципы.
Насчет волшебства не знаю, что это такое, но можете его тоже взять себе. И вот
еще что, сэр: разве вы не замечали, что, когда деятель кипятится и что-нибудь
говорит, это превращает его в куклу? Неважно, что будет после, он должен
твердить свое, чтобы не выглядеть дураком.
- Разумеется, не замечал, - ответил мистер Левендер, - я
почти никогда не встречал такой узости у общественных деятелей, и никогда я не
видел, чтобы они "выглядели дураками", как вы весьма грубо
выразились.
- Где же ваши глаза, сэр? - проговорил Джо. - Где же ваши
глаза? Даю вам честное слово, что это почти всегда так, хотя, я согласен, они
любят подпустить туману. Но, трезво говоря, - если это только возможно
общественные деятели неплохи, если держаться от них подальше. Вы же сами
затеяли этот разговор, сэр, - добавил он примирительно, - кстати, вот вам и
гостиница. Перекусите, и вам станет легче.
И он затормозил перед вывеской "Королевский
Козел".
Мистер Левендер, затянутый в водоворот невероятных чувств,
которые пробудил в нем цинизм шофера, глядел непонимающим взором на красный
кирпичный дом.
- Здесь совсем неплохо, - сказал Джо, - когда я был бродячим
торговцем, я частенько сюда наведывался. Там, где собираются коммерсанты,
всегда найдется хорошее винцо, - добавил он, щелкнув себя по горлу. - И потом,
здесь чудно готовят пикули. Вот ваши карточки.
Вдохновленный этими словами, мистер Левендер вылез из
автомобиля, в сопровождении Блинк вошел в гостиницу и стал искать закусочную.
Дородная служанка с быстрыми красивыми глазами взяла у
мистера Левендера пыльник и карточку и указала ему на стол, за которым уже
сидел бледный интеллигентного вида молодой человек в очках.
- У вас не найдется еще мяса? - спросил молодой человек, не
поднимая глаз от тарелки.
- Нет, сэр, - ответила служанка.
- Тогда принесите мне яичницу с ветчиной, - добавил он. -
Вот вам второй талон, и принесите мне еще чего-нибудь, что у вас есть.
Мистер Левендер, муки которого при слове "мясо"
стали непереносимыми, взглянул на обглоданную кость и вздохнул.
- Мне, пожалуйста, тоже ветчины и пару яиц вкрутую, - сказал
он.
- Ветчину я вам подам, - ответила служанка, - но яиц
осталось только на одного человека.
