– Понятно, мэм.
Втроём они поднялись наверх.
– Постучитесь к нему.
Горничная постучала. Динни и Диана стояли рядом с ней. Ответа не последовало.
– Стучите ещё. Мери. Сильнее.
Горничная стучала снова и снова. Никакого ответа. Динни отстранила её и повернула ручку. Дверь открылась. Комната была пуста и в полном беспорядке, словно кто-то метался по ней и с кем-то боролся. В грелке нет воды, всюду рассыпан табачный пепел, кровать не постелена, но смята. Никаких признаков приготовлений к отъезду, из ящиков стола ничего не вынуто. Три женщины уставились друг на друга. Потом Диана сказала:
– Приготовьте завтрак. Мери, и побыстрее. Нам придётся выйти.
– Слушаюсь, мэм. Там телефон…
– Поднимите трубку, вызовите монтёра и никому ни о чём не говорите.
Отвечайте коротко: мистер Ферз уехал на несколько дней. Чтобы было на это похоже, приберите комнату. Идём скорей одеваться, Динни.
Горничная ушла вниз.
– Есть у него деньги? – спросила Динни.
– Не знаю. Можно посмотреть, здесь ли его чековая книжка.
Диана убежала. Динни ждала её в холле. Наконец та вернулась.
– Здесь. Она на бюро в столовой. Живо, Динни! Одевайтесь!
Это означало… Что это означало? Надежда и страх боролись в душе девушки. Она помчалась к себе наверх.
XXVI
Торопливо завтракая, они совещались. К кому обратиться?
– Не в полицию, – сказала Динни.
– Конечно, нет.
– По-моему, прежде всего нам нужно выехать к дяде Эдриену.
Они послали горничную за такси и отправились на квартиру к Эдриену.
Было около девяти. Они застали его за чаем и одной из тех рыб, которые занимают тем больше места, чем дольше их едят, что и объясняет евангельское чудо с насыщением пяти тысяч человек.
Эдриен, ещё более поседевший за последние дни, слушал их, набивая трубку; наконец он сказал:
– Предоставьте все это мне. Динни, можешь ты увезти Диану в Кондафорд?
– Разумеется.
– До отъезда разыщи молодого Алена Тесбери. Пусть он съездит в лечебницу и узнает, не там ли Ферз, но не говорит, что тот ушёл из дому. Вот адрес.
Динни кивнула.
Эдриен поднёс к губам руку Дианы:
– Дорогая, у вас измученный вид. Не волнуйтесь. Вы отдохнёте в
Кондафорде с детьми, а мы постараемся держать вас в курсе дела.
– Эдриен, оно получит огласку?
– Если только этому можно помешать, – нет. Я посоветуюсь с Хилери, и мы сделаем всё, что в наших силах. Вы не знаете, сколько при нём было денег?
– Последний раз он выписал чек на пять фунтов третьего дня. Но вчера он где-то пропадал до самого вечера.
– Как он одет?
– Синее пальто, синий костюм, котелок.
– Вы не знаете, где он провёл вчерашний день?
– Нет. До этого он совсем не выходил.
– Он состоит ещё членом какого-нибудь клуба?
– Нет.
– Кому из старых знакомых известно о его возвращении?
– Никому.
– Вы говорите, он не взял с собой чековой книжки? Динни, как скоро ты можешь разыскать этого молодого человека?
– Немедленно, если разрешите позвонить, дядя, ин ночует в своём клубе.
– Звони.
Динни вышла к телефону. Вскоре она вернулась и объявила, что Ален Тесбери уже выезжает и обо всём известит Эдриена. Он представится как старинный друг больного, сделает вид, будто не знает, что тот ушёл из лечебницы, и попросит в случае возвращения Ферза сообщить ему об этом, чтобы он мог навестить его.
– Молодчина, – одобрил Эдриен. – У тебя есть голова на плечах, дорогая. А теперь отправляйся и присмотри за Дианой. Дай мне номер вашего телефона в Кондафорде.
Он записал его и усадил женщин в такси.
– Дядя Эдриен – самый хороший человек на свете, – сказала Динни.
– Никто не знает этого лучше, чем я, Динни.
Вернувшись на Оукли-стрит, они поднялись наверх и уложили вещи. Динни боялась, что в последнюю минуту Диана откажется ехать, но та дала Эдриену слово. Вскоре они уже были на вокзале. Полуторачасовой переезд прошёл в полном молчании. Обе они настолько обессилели, что забились по углам купе и словно оцепенели. Только сейчас Динни поняла, какое напряжение пришлось ей выдержать. А ведь, в сущности, ничего особенного не было ни грубостей, ни покушений, ни даже простой сцены. Какая жуткая вещь помешательство, какой оно вселяет страх, как разрушает нервы! Теперь, когда встреча с Ферзом больше не угрожала девушке, он опять вызывал в ней одну жалость. Динни представляла себе, как он бродит по городу, теряя рассудок, не зная, куда преклонить голову, на чью руку опереться, стоя на грани – может быть, уже за гранью! О этот страх, вечный спутник самых трагических несчастий! Преступники, прокажённые, безумцы – все, чья судьба и недуг вселяют ужас в окружающих, безнадёжно одиноки в напуганном ими мире. Теперь, после вчерашней ночи, Динни гораздо лучше понимала, почему Ферз с таким отчаянием говорил о порочном круге, в котором мечется умалишённый. Теперь она знала, что не вынесла бы общения с помешанным, – у неё недостаточно крепкие нервы и толстая кожа. Теперь ей стало ясно, за что так жестоко обращались с сумасшедшими в старину. Здоровые собаки кидаются на бешеную потому, что их собственные нервы не выдерживают. Презрение и грубость, которые обрушивались на слабоумных, были просто самозащитой. Здоровые мстили больным за свои измотанные нервы. Тем горше, тем мучительнее думать об этом! И по мере того как поезд подвозил девушку все ближе к её мирному дому, она все больше разрывалась между желанием отбросить всякую мысль о несчастном отщепенце и жалостью к нему. Она посмотрела на Диану, полулежащую с закрытыми глазами в противоположном углу купе. Что же перечувствовала она, связанная с Ферзом воспоминаниями, узами закона, детьми? Лицо её, прикрытое шляпкой, носило следы долгих испытаний: его тонкие черты стали суровыми. Губы Дианы еле заметно шевелились, – она не спала. "Какая же сила помогает ей держаться? – спрашивала себя Динни. – Она не религиозна, ни во что особенно не верит. На её месте я бы все бросила и убежала куда глаза глядят. Так ли?" Видимо, в человеке живёт сознание долга перед самим собой, и оно-то не позволяет ему ни отступать, ни сгибаться.
На станции их никто не встретил, поэтому они сдали вещи на хранение и двинулись в Кондафорд пешком по тропинке, ведущей через поле.
– Удивляюсь, – неожиданно заговорила Динни, – как плохо мы, современные люди, переносим волнение. Но была бы я счастлива, если бы провела тут всю жизнь, как наши старые фермеры? Вот Клер – той здесь не нравится. Ей нужно всё время быть в движении. Наверное, в каждом человеке обязательно сидит какой-то чёртик.
