– Смотри, с Динни надо быть начеку.
– Если можно взять машину, я завтра съезжу посоветуюсь с Флёр. Она должна его хорошо знать, – он был у них шафером.
– Я обратился бы не к ней, а к Майклу. Но, ради бога, будь осторожна, старушка.
На другой день Джин, привыкшая не отделять слов от дела, ускользнула, пока все ещё спали, и в десять утра была уже на Саут-сквер в Вестминстере. Майкл, как сразу же выяснилось, пребывал в своём избирательном округе.
– Он считает, что чем прочнее сидит в палате, тем чаще должен встречаться с избирателями. Благодарность – это у него своеобразный комплекс. Чем могу быть полезна?
Джин, созерцавшая Фрагонара с таким видом, будто находит его чересчур французским, медленно отвела от картины глаза, опушённые длинными ресницами, и Флёр чуть не подпрыгнула. В самом деле – тигрица!
– Дело касается Динни и её молодого человека. Я полагаю, вы знаете, что с ним случилось на Востоке.
Флёр кивнула.
– Что можно предпринять? Флёр насторожилась. Ей – двадцать девять, Джин – всего двадцать три, но держаться с ней, как старшая, бесполезно.
– Я давным-давно не видела Уилфрида.
– Кто-то должен сказать ему в глаза, что о нём подумают, если он втянет Динни в эту грязную заваруху.
– Я отнюдь не уверена, что она начнётся, даже если поэма увидит свет.
Люда склонны прощать Аяксам их безумства.
– Вы не бывали на Востоке.
– Нет, бывала, – я совершила кругосветное путешествие.
– Это совсем не то.
– Дорогая, простите, что я так говорю, – извинилась Флёр, – но Черрелы отстали от века лет на тридцать.
– Я – не Черрел.
– Верно. Вы – Тесбери, а эти ещё почище. Сельские приходы, кавалерия, флот, индийская гражданская администрация, – разве они теперь идут в счёт?
– Да, идут – для тех, кто связан с ними. А он связан, и Динни тоже.
– Ни один по-настоящему любящий человек ничем и ни с кем не связан.
Много вы раздумывали, когда выходили за Хьюберта? А ведь над ним тяготело обвинение в убийстве!
– Это совсем другое дело. Хьюберт не совершал ничего постыдного.
Флёр улыбнулась:
– Вы верны себе. Застану ли я вас врасплох, как выражаются в судебных отчётах, если скажу, что в Лондоне не найдётся и одного человека из двадцати, который не зевнул бы вам в лицо, если бы вы поинтересовались у него, заслуживает ли Уилфрид осуждения, и не найдётся даже одного из сорока, который не забыл бы обо всём этом ровно через две недели.
– Я вам не верю, – решительно отпарировала Джин.
– Дорогая, вы не знаете современного общества.
– Современное общество в счёт не идёт, – ещё решительнее отрезала Джин.
– Допустим. А что же тогда идёт?
– Вам известен его адрес? Флёр расхохоталась.
– Корк-стрит, напротив картинной галереи. Уж не собираетесь ли вы сцепиться с ним, а?
– Посмотрим.
– Уилфрид умеет кусаться.
– Ну, мне пора, – объявила Джин. – Благодарю.
Флёр восхищённо посмотрела на неё. Молодая женщина вспыхнула, и румянец на смуглых щеках придал ей ещё большую яркость.
– Что ж, дорогая, до свиданья. Заезжайте рассказать, чем всё кончилось. Я ведь знаю, – вы дьявольски отважны.
– Я не уверена, что пойду к нему. До свиданья! – попрощалась
Джин.
Она промчалась мимо палаты общин, кипя от злости. Темперамент так сильно увлекал её в сторону непосредственных действий, что светская мудрость Флёр лишь привела её в раздражение. Однако ясно, что отправиться к Уилфриду Дезерту и сказать: "Уйдите и оставьте мою золовку", – совсем не так просто, как казалось вначале. Тем не менее Джин доехала до Пэл-Мэл, оставила машину на стоянке у Партенеума и пешком вышла на Пикадилли. Встречные, в особенности мужчины, оборачивались и смотрели ей вслед, поражённые её грацией, гибкостью и цветом лица, которое словно светилось. Джин понятия не имела о Корк-стрит и знала только, что это по соседству с Бонд-стрит. Когда она всё-таки добралась туда, ей пришлось промерить улицу из конца в конец, прежде чем она обнаружила картинную галерею. "Его квартира, видимо, в подъезде напротив", – решила она, вошла и в нерешительности остановилась перед дверью без таблички с фамилией. Вслед за ней поднялся мужчина с собакой на поводке и остановился рядом с Джин:
– Чем могу служить, мисс?
– Я миссис Хьюберт Черрел. Здесь живёт мистер Дезерт?
– Да, мэм, но я не уверен, может ли он вас принять. Фош, к ноге! Ты умный пёс! Если вы подождёте минутку, я выясню.
Минутой позже, решительно глотнув воздух, она предстала перед Дезертом. "В конце концов, не страшнее же он приходского комитета, когда из того нужно выколачивать деньги", – подумала Джин.
Уилфрид стоял у окна. Лицо его выразило недоумение.
– Я – невестка Динни, – представилась Джин. – Прошу прощенья, что беспокою, но мне хотелось увидеться с вами.
Уилфрид поклонился.
– Фош, ко мне! Спаниель, обнюхивавший юбку Джин, повиновался только после второго окрика. Он лизнул Уилфриду руку и уселся за его спиной. Джин вспыхнула.
– Это страшное нахальство с моей стороны, но я надеялась, что вы не обидитесь. Мы на днях вернулись из Судана.
Взгляд Уилфрида остался, как прежде, ироническим, а ирония всегда выводила Джин из равновесия. Она запнулась и выдавила:
– Динни никогда не бывала на Востоке.
Уилфрид снова поклонился. Дело оборачивалось серьёзно, – это не заседание приходского комитета.
– Не соблаговолите ли присесть? – предложил он.
– О нет, благодарю вас, я на минутку. Видите ли, я хотела сказать, что Динни пока ещё не представляет себе, какое значение приобретают там некоторые вещи.
– Я, знаете ли, так вас и понял.
– О! Наступило минутное молчание. Румянец Джин стул ярче, улыбка Уилфрида – ироничнее. Наконец он сказал:
– Благодарю за визит. У вас ко мне ещё что-нибудь?
– Н-нет… До свиданья!
Спускаясь по лестнице, Джин острее, чем когда-либо в жизни, чувствовала себя маленькой и жалкой. Однако первый же мужчина, с которым она разминулась на улице, отскочил в сторону, потому что её взгляд тряхнул его, как электрический ток. Однажды в Бразилии этот прохожий дотронулся до электрического угря, но и тот произвёл на него меньшее впечатление. Как ни странно, возвращаясь к машине. Джин не злилась на Уилфрида, хотя он и нанёс ей поражение. И, ещё удивительнее, – рассеялось чувство, подсказывавшее ей, что Динни в опасности.
Джин добралась до машины и после лёгкой перебранки с полисменом повернула обратно в Кондафорд. Ведя автомобиль с угрожающей прохожим скоростью, она поспела домой к завтраку. Она не обмолвилась ни словом о своём приключении, объявив, что вернулась с дальней прогулки. И только вечером, лёжа на кровати с пологом в лучшей комнате для гостей, сказала Хьюберту:
