– Всему, что знала, – проговорила я. – Но оказывается, она знала не все.
– Почему?
– «Язык цветов неоспорим, Виктория», – передразнила я суровый голос Элизабет. – А сегодня в библиотеке я узнала, что, оказывается, цветущий миндаль имеет целых три значения, и все они противоречат друг другу.
– Неумение хранить секреты.
– Да. И нет. – Я рассказала Гранту о том, что тополя белого в моем словаре не оказалось, о своем походе в библиотеку и желтой розе, случайно попавшейся на глаза.
– Ревность, – ответил он, когда я описала картинку на обложке книги.
– Именно, – сказала я. – Но меня учили совсем другому. – Доев последний пончик, я облизала пальцы и достала из рюкзака потрепанный словарь. Открыв его на Р, нашла розу желтую. И показала пальцем.
– Измена. – Его глаза расширились. – Вот это да.
– Это же все меняет, правда?
– Да, – ответил он. – Это все меняет.
Он полез в рюкзак и достал книгу в красной полотняной обложке с форзацем зеленого цвета, как стебли травы. Открыв страницу с определением желтой розы, положил справочники рядом. Ревность и измена. Это простое расхождение и то, как оно изменило наши жизни, встало между нами в полный рост. Возможно, Грант знал обо всем подробнее. Я не знала и не спрашивала. Достаточно того, что он рядом. У меня не было никакого желания копаться в прошлом.
И у него, видимо, тоже. Грант закрыл пустую коробку из-под пончиков.
– Есть хочешь? – спросил он.
Я хотела есть. Но главное, не хотела прощаться. Грант не сердился на меня, и рядом с ним я чувствовала, что прощена. Мне хотелось купаться в этом чувстве и забрать его с собой, встретив следующий день чуть менее истерзанной воспоминаниями, чуть более открытой.
Я сделала глубокий вдох:
– Умираю с голоду.
– Я тоже. – Он захлопнул обе книги и подвинул мне мою. – Давай поужинаем и сравним. Это единственный способ.
Мы с Грантом отправились ужинать в круглосуточное кафе. Нам предстояло сравнить сотни страниц цветочных справочников, и каждое несоответствие мы оспаривали, выбирая более подходящее значение. Тот, кто не сумел отстоять свою точку зрения, должен был вычеркнуть старое значение из словаря и вписать новое.
На первом же цветке мы застряли. В словаре Гранта акация значила дружбу, в моем – скрытую привязанность.
– Скрытая привязанность, – отрезала я. – Пошли дальше.
– Дальше? Так просто? Где твои аргументы?
– Растение с шипами и иностранное. Только посмотрю, как оно качается, и сразу приходят на ум подозрительные типчики из супермаркетов, что шныряют глазами.
– А какая связь между подозрительными типчиками и скрытой привязанностью? – спросил Грант.
– А что тут непонятного? – отозвалась я.
Грант не знал, как ответить, и выбрал другой подход:
– Акация. Подвид: мимозовые. Семейство: бобовые. Бобовые питательны и обеспечивают организм энергией, легко насыщают. Хороший друг делает то же самое.
– Ерунда полная, – отрезала я. – У акации пять лепестков. Но такие маленькие, что большая тычинка их почти закрывает. Они скрыты, – с нажимом произнесла я. – Скрытые лепестки. А тычинка символизирует плотскую любовь. – Когда я вымолвила эти слова, мое лицо вспыхнуло, но я не отвернулась. Грант тоже.
– Твоя взяла, – сказал он и потянулся за черным несмываемым маркером, что лежал на столе между нами.
Так продолжалось часами. Мы ели и спорили. Грант был единственным человеком из всех, кого я когда-либо встречала, чей аппетит мог сравниться с моим. Он, как и я, никогда не наедался. К восходу мы оба съели по три полных обеда и дошли только до середины буквы «В».
Грант смирился с моим значением водосбора и захлопнул свой словарь. Я ни разу не позволила себя переспорить.
– Похоже, на рынок я сегодня не иду, – сказал он, виновато глядя на меня.
Я посмотрела на часы. Шесть утра. Рената уже там, удивленно смотрит на его пустой прилавок. Я пожала плечами:
– Ноябрь – не сезон, а вторник – не выходной. Возьми отгул.
– И что я буду делать? – спросил Грант.
– Откуда мне знать? – Я устала и уже хотела остаться в одиночестве.
Я поднялась, потянулась, убрала в рюкзак свой словарь. И, подвинув Гранту счет, вышла из ресторана, не попрощавшись.
II. Водонапорная башня
1
Мне было трудно забыть Элизабет, а Гранта еще труднее. И дело было не столько в том, что наше прошлое пересекалось, и не в рисунке белого тополя, который открыл мне правду о языке цветов. Дело было в самом Гранте, в серьезности, с которой он относился к цветам, и в тоне его голоса, когда он спорил, – одновременно решительном и сомневающемся. В ответ на сожаления о смерти его матери он лишь пожал плечами, и это тоже меня заинтриговало. Его прошлое, за исключением того, что я видела буквально краешком глаза, оставалось для меня загадкой. Девочки из интерната безжалостно откровенничали о своем прошлом с кем ни попадя, и в редких случаях, когда встречался человек, не горевший желанием обсуждать свое детство, я обычно испытывала облегчение. Но с Грантом все было иначе. Мы провели вместе всего один вечер, но мне уже хотелось знать о нем все.
Лежа на полу голубой комнаты, я физически ощущала опасность, которую таили расхождения в наших словарях. Я встала рано и провела утро и день в библиотеке, сравнивая описания. Набрав гладких камушков из витрины японского чайного домика в парке Золотые Ворота, чтобы использовать их как пресс-папье, я разложила справочники на двух столах, раскрыв их все на одной букве и прижав камнями края страниц. Переходя от одной книги к другой, сравнивала описания цветок за цветком. И стоило наткнуться на противоречие, устраивала долгие и нудные мысленные дебаты с Грантом. Иногда я разрешала ему себя переспорить.
В субботу я пришла на рынок раньше Ренаты и протянула Гранту результат своей работы – список значений вплоть до буквы «Е», в котором были и уточнения списка, составленного нами накануне. Когда через час мы с Ренатой подошли к его прилавку, Грант все еще читал. Увидев Ренату, которая перебирала розы, он поднял глаза.
– Свадьба? – спросил он.
Рената кивнула:
– Две. Но маленькие. Одна у моей старшей племянницы. Выходит замуж втайне, но мне сказала – хочет, чтобы букеты делала я. – Рената закатила глаза. – Одним словом, использует меня, бессовестная.
– Значит, закончите сегодня не поздно? – спросил Грант и посмотрел на меня.
– Виктория быстро работает, – ответила Рената. – Сегодня хочу закрыться в три. Все равно в это время года народу мало.
Грант завернул выбранные ею розы и дал больше сдачи, чем полагалось. Рената уже перестала с ним торговаться – в этом не было необходимости. Мы повернулись и собрались к выходу.
