В винограднике было тихо. Хейзел приподнялась, оглянулась на ряды винограда, на дом. Ее сонные глаза скользнули по крыше и окнам второго этажа. Потом она взглянула на меня и вздрогнула, точно забыла, кто я такая. И, потянувшись ко мне, восторженно заверещала, и этот высокий звук пробил тонкую трещину в скорлупе моего сердца, которая лопнула, как тонкий хрустальный бокал.
Я притянула ее к груди. Мы сошли на землю и сели на корточки. Хейзел потянулась к грозди, и я вслед за ней. Сорвав одну ягоду, я прокусила ее и отдала половину ей. Она уже знала, что делать. Вместе мы прожевали кожицу, выплюнули косточки и стали катать на языке мягкую сердцевину.
Я улыбнулась. Виноград созрел.
7
Я поставила голубую коробку в книжный шкаф. Грант расчистил место рядом с оранжевой, и обтянутые тканью коробки с картотекой теперь стояли между учебником по ботанике и антологией викторианской поэзии – там же, где и тогда, когда мы жили вместе.
Я решила, что буду жить в башне одна. Затащив зеленую сумку на третий этаж, я поставила ее на поролоновый матрас и расстегнула молнию. Грант забрал вещи, не оставив в своей старой спальне ничего, кроме стопки чистого белья. К одной из стен он приколотил изголовье с полками, а на другую повесил крючки. Я принялась раскладывать по полкам свои джинсы, футболки и обувь, а рубашки и ремни развесила по крючкам.
Был День благодарения. Все утро я помогала Гранту – рубила овощи, взбивала картофельное пюре и срезала розы для украшения стола. Он лишь один раз спросил, уверена ли я, что хочу жить в водонапорной башне. Можно и в большом доме, сказал он. Но я хотела жить здесь и не чувствовать, что наши отношения перекрыли мне воздух. По опыту кормления грудью я знала, что значит целиком отдать себя чему-то, – знала, что это чревато катастрофой. Все лучше делать постепенно, шаг за шагом.
За окном скрипнули ворота. Элизабет вкатила коляску и вернулась, чтобы закрыть засов. Из коляски выглядывали лаковые туфельки Хейзел; козырек был опущен низко, чтобы укрыть ее от солнца.
Я достала из сумки свое единственное платье и встряхнула его. Быстро разделась и надела платье через голову. Оно было из черного хлопка, рубашечного покроя, с тонким поясом из той же ткани. На ноги я надела темно-красные туфли без каблуков, те самые, в которых любила расхаживать Хейзел.
Целый месяц я приезжала сюда каждые выходные, оставляя дела на Марлену. Субботу проводила с Элизабет, а воскресенье – с Грантом, ну а моя малышка была со мной оба дня. С каждым разом мне все меньше хотелось возвращаться в город. Неделю назад я пошла в свое старое общежитие и нашла жильцов в свою квартиру. Две девушки, которых я выбрала, были чересчур разговорчивыми, но работящими. Я сказала, что они смогут жить в квартире бесплатно, если станут помогать Марлене во всем. Теперь Марлена была очень рада их помощи.
Причесав короткие волосы рукой, я снова подошла к окну. Элизабет стояла у крыльца; откатив коляску в тень, она поставила ее на тормоз. Хейзел прищурилась от солнца. Она смотрела на башню, выискивая меня, и я помахала ей с третьего этажа. Она улыбнулась и помахала в ответ. Вылезла из коляски, споткнулась о подол зеленого бархатного платья и упала носом в грязь. Элизабет подхватила ее, помогла встать и отряхнула белые колготки, прежде чем взять что-то из-под коляски и вручить Хейзел.
Та показала мне, что было у нее в руках: рюкзак в виде божьей коровки. Я знала, что внутри лежат пижама, зубная щетка, подгузники и смена одежды. Лицо дочери было полно счастья и решимости; я знала, что на моем лице написано то же самое. Чувствуя, как меня распирает от любви, на которую я когда-то считала себя неспособной, я вспомнила о том, что сказал Грант в день, когда я вернулась к нему в сад. Если мох может расти без корней и материнская любовь возникает сама собой, словно из ниоткуда, то я ошиблась, считая себя недостойной растить свою дочь. Ничьи, нежеланные, нелюбимые могут научиться дарить любовь так же щедро, как все остальные.
Сегодня дочь останется со мной. Мы будем читать сказки и качаться в ее кресле. А потом попытаемся уснуть. Может, ей будет страшно, а мне опять покажется, что я задыхаюсь под грузом ответственности, но на следующей неделе все повторится, а потом повторится еще раз. Со временем мы узнаем друг друга, и я научусь любить ее, как мать любит дочь, беспричинно и не стремясь к совершенству.
Благодарности
Эта книга посвящена отношениям между матерью и дочерью, поэтому в первую очередь хочу поблагодарить свою собственную мать, Харриет Элизабет Джордж, сильную, мужественную женщину, научившуюся быть матерью благодаря собственному усердию, горячей любви и множеству друзей. Без нее не было бы ни моего неустанного оптимизма, ни веры в возможность изменить мир и себя к лучшему.
Также хочу поблагодарить всех женщин из моего окружения, которые меня вырастили: мою мачеху Мелинду Васкес, свекровь Сараду Диффенбах, бабушек: Вирджинию Хелен Флеминг, Викторию Васкез, Айрин Ботилл, Аделль Томаш, Кэролин Диффенбах и Перл Болтон. И всех отцов в своей жизни, которые помогли нам стать лучшими матерями: моего собственного, Кена Флеминга, моего отчима Джима Ботилла, свекра Даянанда Диффенбаха, деверя Ноа Диффенбаха и мужа, П. К. Диффенбаха. Без вашей любви и поддержки у меня не было бы ни знаний, ни уверенности, ни времени, нужных для написания этой книги.
Я благодарна тем, кто читал меня с самого начала моей писательской карьеры, и моим дорогим друзьям. Морин Уонкет верила в эту книгу и в меня с самой первой страницы, и ее вера оказалась заразительной; Таша Блейн прочла черновик и сказала мне правду – за это буду любить ее вечно; Анджела Букер сидела рядом и подбадривала меня, когда я переписывала концовку, переделывала ее несколько раз; Дженнифер Джейкоби и Линдси Серрао говорили со мной, обсуждая мое собственное неспокойное материнство, и вдохновляли своим счастливым примером; Полли Диффенбах научила анатомии цветка, использованию цветочной энциклопедии и не раз читала мне лекции по сложностям научной классификации; Дженнифер Олден поделилась опытом работы с людьми, страдающими нарушением привязанности; Присциллия де Мюизон рассказала чудесные, оживающие на глазах истории о детстве на винограднике; Джаней Суэйн ответила на мои нескончаемые вопросы о детях, находящихся под опекой в приемных семьях; Барбара Томаш сидела рядом у озера Папаши и выдумывала названия для глав; Рэчел Макинтайр раскрасила голубую комнату и поделилась секретами мира флористики; Марк Ботилл вдохновил своей проницательностью и юмором; Аманда Гарсия, Кэрри Маркс, Айзис Кейгвин, Эмили Олаварри и Триша Стерлинг прочли черновик и велели продолжать; Венди Эверетт, Венди Имаджире, Тами Тростель, Джози Бикинелла, Сара Галван, Сью Малан и Кассандра Гроссман обожали моих детей – благодаря им у меня появилось время писать; Кристи Спенсер плакала над сюжетом книги, изложенным вкратце, напомнив мне о том, какой силой обладает хорошая фабула.
Мой агент Салли Уоффорд-Джиранд – тот самый человек, который сумел разглядеть потенциал моих ранних черновиков и подтолкнул меня к самосовершенствованию. Никогда не устану благодарить ее за дальновидность, поддержку и преданность моей книге. Благодаря Дженни Феррари-Адлер я задумалась о динамике, героине и сюжете уже тогда, когда думала, что книжка закончена (оказалось, далеко не так!), а Мелисса Сарвер была нашим организатором и вдохновителем. Дженнифер Смит, мой блестящий редактор из «Баллантайн», тщательно вычитала книгу и внесла несколько мудрых поправок, чем намного улучшила ее. С ней было здорово работать с самого начала.
