– Пока неизвестно. Похоже на грипп, хотя кто его знает.
Распространяется, как лесной пожар. – Ей не хотелось говорить об этом Иеремии,
не хотелось будить воспоминания о Дженни, какими бы далекими они ни казались.
Голос Ханны зазвучал тихо, когда она наконец продолжила:
– Сегодня у Джона Харта умерла жена... вместе с
дочерью... Говорят, его сын тоже плох и может не дожить до утра...
На лице Иеремии появилось выражение боли. Отвернувшись, он
закурил сигару и некоторое время молча вглядывался в вечернюю темноту, а потом
опять посмотрел на Ханну.
– Рудник пришлось закрыть.
Рудники Харта по своим размерам уступали в долине только
приискам самого Иеремии.
– Мне очень жаль его жену и дочку, – хрипло произнес
Иеремия.
– На этой неделе у него умерло семеро. Говорят, еще
тридцать очень плохи.
Это напоминало эпидемию, унесшую жизнь Дженни. Тогда тоже
никто ничего не мог поделать. Совсем ничего. Когда Дженни умерла, Иеремия был
рядом с ее отцом. Они молча сидели в гостиной, а душа девушки отлетела, и им
оставалось только безнадежно смотреть друг на друга. Вспомнив об этом, Иеремия
почувствовал, как на его сердце лег камень. Он не мог представить себе, какое
горе должен пережить человек, теряющий ребенка.
Иеремия не был другом Джона Харта, но многое в нем его
восхищало. Харт приложил немало усилий, чтобы довести до ума свой любимый
рудник, а с таким конкурентом, как Терстон, сделать это было совсем не просто.
Ему пришлось гораздо тяжелее, чем Иеремии, когда тот начинал свое дело. Прииск
Харта был основан четыре года назад, когда хозяину едва стукнуло двадцать два.
За это время он сам и его работники добились поистине невероятных успехов. Он
не был добрячком, и Иеремия не раз слышал от тех, кто раньше работал у Харта, а
потом перешел к Терстону, что Джон слишком вспыльчив, плохо ладит с рабочими,
бывает груб и часто пускает в ход кулаки.
Однако у него было золотое сердце. Он славился своей
честностью и порядочностью, вызывавшей у Иеремии восхищение. Ему пару раз
довелось встречаться с Джоном, и Иеремия сразу обратил внимание на несколько
ошибок, которые собирался сделать этот юноша, однако Харт не пожелал слушать
советов. Он вообще не желал ничего ни от кого принимать. Джон хотел все сделать
сам и со временем непременно сделал бы. Но сейчас Иеремия искренне переживал за
него. Судьба обошлась с Джоном еще круче, чем когда-то поступила с ним самим.
Иеремия посмотрел на Ханну, спрашивая взглядом, как ему теперь быть. Они с
Джоном Хартом никогда не водили дружбы. Харт смотрел на Иеремию как на соперника,
предпочитая держаться от него на расстоянии, и Иеремия относился к этому с
уважением.
– Не валяйте дурака, Терстон, я вам вовсе не друг и не
собираюсь им становиться. Я чертовски хочу перещеголять вас, и я добьюсь этого
в честной и открытой борьбе. Если мне это удастся, через годик-другой вам
придется закрыть все ваши прииски, потому что я куплю всех и вся до самого
Нью-Йорка.
Иеремия только улыбнулся, услышав эти дерзкие слова. На
самом деле им обоим хватило бы места, но Джон Харт отказывался это понять. При
встречах с Иеремией он держался вежливо, но не уступал ни дюйма. У него уже
было два пожара и одно наводнение. Когда Иеремия попробовал предложить Джону
продать ему рудник, тот обещал расквасить ему физиономию, если Иеремия не
уберется с его земли, прежде чем Джон сосчитает до десяти. Однако то, что
случилось сейчас, не имело к этому никакого отношения. Собравшись с мыслями,
Иеремия направился к лошади. Ханна знала, что он поступит именно так. Таков был
его характер. В его большом сердце хватит места для всех, даже для Джона Харта,
каким бы вспыльчивым и злым на язык ни был этот мальчишка.
– Не жди меня к ужину.
Он мог не говорить этого. Ханна все равно никуда не уйдет,
даже если ей придется провести здесь всю ночь.
– Иди домой и отдыхай.
– Черт побери, занимайся своим делом, Иеремия Терстон.
– Вдруг Ханну осенило: – Подожди! Им сейчас не до того, чтобы думать о еде.
Бросившись на кухню, она завернула в салфетку жареного
цыпленка и положила его вместе с фруктами и куском пирога в прихваченную с
собой седельную сумку. Бегом вернувшись назад, Ханна протянула ее улыбающемуся
Иеремии.
– Они точно помрут, если отведают твоей стряпни.
Ханна только усмехнулась:
– Смотри не забудь перекусить сам и не подходи ни к
кому слишком близко. Не пей там ничего и не ешь из их посуды.
– Хорошо, мамочка! – С этими словами он развернул
лошадь и рванулся в бархатно-черную ночь.
Галопом скача через холмы, он предавался своим невеселым
думам.
Иеремии понадобилось всего двадцать минут, чтобы добраться
до приисков Харта, и он с удивлением заметил, что они здорово разрослись за
последнее время. Дела у Джона Харта шли неплохо, однако сейчас любой мог
понять, что случилась какая-то беда. Поселок погрузился в зловещую тишину,
между домами не видно было ни души, однако в окнах горел яркий свет, особенно в
большом здании на вершине холма. В хозяйском доме, кажется, не осталось ни
одной неосвещенной комнаты, у входа выстроилась длинная цепочка людей,
пришедших выразить соболезнование Джону Харту.
Спешившись и привязав лошадь к дереву, стоявшему немного
поодаль, Иеремия взял сумку, переданную ему Ханной, и пристроился к очереди.
Его тут же узнали, и из конца в конец цепочки прокатилось:
– Терстон... Терстон...
Не успел Иеремия пожать руки знакомым, как на крыльце
появился Джон Харт. Его лицо казалось изможденным, словно от тяжелой болезни.
Из стоявшей позади толпы послышался сочувственный шепот. Джон посмотрел на
собравшихся людей, узнавая каждого и отвечая кивком на исполненные
соболезнования взгляды. Потом он заметил Иеремию и остановился, глядя, как тот
приближается и протягивает ему ладонь. Взгляд Иеремии говорил о том, что он
понимает, как страдает сейчас Харт. Остальные немного подались назад, оставив
их наедине. Иеремия пожал Джону руку.
– Я сожалею о твоей жене, Джон... Я... Я тоже потерял
любимого человека много лет назад... во время эпидемии в шестьдесят восьмом
году.
Слова казались невнятными, но Джон Харт знал, что Иеремия
все понимает. Он поднял полные слез глаза. Джон был высок, почти одного роста с
Иеремией, с иссиня-черными гладкими волосами и темными, как ночь, глазами. Его
большие ладони оказались на удивление мягкими. Джон и Иеремия, как ни странно,
чем-то напоминали друг друга, несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в
возрасте.
– Спасибо, что приехали. – Голос Джона звучал глухо, в
нем чувствовались опустошенность и тоска.
Увидев, что по щеке молодого человека скатились две слезы,
Иеремия почувствовал, как в душе у него шевельнулась старая боль.
– Я могу чем-нибудь помочь? – Он вспомнил о взятой с
собой еде. Может, кому-нибудь в доме она и пригодится.
