— Но этот не тормозил?
— Ничуть не бывало, — ответила Ясмин. — Прямо какой-то вечный двигатель. Заводной омар.
— Ну и что же ты сделала?
— А что мне было делать? Ну, сказала я себе, либо он, либо я. И вот, как только он выдал все, что от него требовалось, я сунула руку в карман и обнажила свою верную булавку.
— И близко его с ней познакомила?
— Да, но ты не забывай, что била я назад, а это довольно сложно. Трудно хорошо размахнуться.
— Понятно.
— К счастью, бэкхенд всегда был одним из сильнейших моих мест.
— Ты имеешь в виду теннис?
— Да, — сказала Ясмин, — теннис.
— И ты попала с первого раза?
— Прямо в заднюю линию, — ухмыльнулась Ясмин. — Засадила глубже, чем испанскому королю. Неотразимый удар.
— И он тут же начал протестовать?
— Господи, — сказала Ясмин, — да он завизжал, как резаная свинья. И начал метаться по комнате, держась за задницу и вопя: «Селеста! Селеста! Скорее приведи врача! Меня пырнули ножом!» Эта баба, наверное, подсматривала в замочную скважину, она тут же ворвалась в комнату и бросилась к нему с встревоженным воплем: «Где? Дайте мне посмотреть!» И пока она изучала его задницу, я сорвала с него самое важное — эту резиновую штуку — и бросилась вон из комнаты, на бегу натягивая брюки.
— Браво, — беззвучно похлопал я в ладоши. — Истинный триумф.
— Скорее просто забава, — сказала Ясмин. — Мне все это понравилось.
— А тебе всегда нравится.
— Хорошие улитки, — сказала Ясмин. — Большие и сочные.
— Улиточные фермы за двое суток до продажи кладут их в опилки, — сказал я, красуясь своими познаниями.
— Зачем?
— Чтобы улитки очистили свои желудки. А когда ты добыла подписанную бумажку? В самом начале?
— Да, в самом начале. Я всегда так делаю.
— Но почему там сказано «бульвар Османа», а не «рю Лоран-Пише»?
— Я его тоже об этом спросила, — сказала Ясмин. — Он сказал мне, что жил там раньше, он ведь только что переехал.
— Тогда все в порядке, — заключил я.
Официант убрал пустые улиточные раковинки и вскоре принес нам дичь. Говоря «дичь», я имею в виду шотландских куропаток, а не тетеревов, не белых куропаток и не глухарей. Все это достаточно вкусно, особенно белые куропатки, но шотландская куропатка — лучшая из птиц. В том, конечно же, случае, если это первогодки, их изумительное мясо не имеет себе равных в мире. Охота на них начинается двенадцатого августа, и каждый год я жду этой даты с нетерпением даже большим, чем жду первое сентября, когда из Колчестера и Уайтстейбла начинают поступать первые устрицы. Подобно хорошему филею, шотландских куропаток следует есть с кровью, чуть темнее алой, и у «Максима» не любят клиентов, заказывающих как-нибудь иначе. Мы ели своих куропаток медленно, отрезая от грудок по тонкому ломтику мяса и позволяя этим ломтикам таять во рту, прежде чем запить ароматным «Вольнэ».
— Кто там у нас следующий? — спросила Ясмин.
Я уже думал над этим вопросом и ответил без промедления:
— Должен бы быть мистер Джеймс Джойс, но, возможно, нам стоит съездить в Швейцарию, сменить обстановку.
— Хорошая мысль, — согласилась Ясмин. — И кто в Швейцарии?
— Нижинский.
— А мне казалось, он сейчас здесь с этим самым Дягилевым.
— Хорошо бы так, — ответил я, — но он, похоже, малость свихнулся. Он считает себя связанным обетами с Богом и всюду ходит со здоровым золотым крестом на шее.
— Печальный случай, — присвистнула Ясмин. — Так что, он уже не будет больше танцевать?
— Неизвестно, — пожал я плечами. — Говорят, он пару недель назад танцевал в Сент-Морице в гостинице. Но это было так, для забавы, чтобы развлечь гостей.
— А сам-то он живет в гостинице?
— Нет, в своей вилле, чуть повыше Сент-Морица.
— Один?
— К несчастью, нет, — вздохнул я. — У него есть жена и ребенок, и целая куча слуг. Он же человек далеко не бедный, он получал сказочные гонорары. Я знаю, что Дягилев платил ему по двадцать пять тысяч франков за каждое выступление.
— Боже милосердный. А ты видел, как он танцует?
— Только однажды, — ответил я. — Перед самой войной, в четырнадцатом году, в Лондоне, в театре «Палас». Он танцевал в «Сильфиде», и это было потрясающе. Он танцевал, как бог.
— Мне не терпится его увидеть, — сказала Ясмин. — Когда мы выезжаем?
— Завтра, — ответил я. — Нечего здесь засиживаться.
19
На этом месте моего рассказа, когда я собрался описать нашу поездку в Швейцарию на поиски Нижинского, мое перо вдруг отодвинулось от бумаги и я застыл в нерешительности. Не следую ли я наезженной колеей? Не повторяюсь ли? Ясмин в ближайшие двенадцать месяцев встретится с массой поразительных людей, но почти в каждом случае (не без исключений, конечно) ее действия будут примерно одними и теми же. Подсовывание жучиного порошка, неизбежный катаклизм, бегство с трофеями и все такое прочее может быстро наскучить читателю, сколь интересными бы ни были наши клиенты. Для меня нет ничего проще, чем описать во всех подробностях, как мы с Ясмин встретили Нижинского на лесной тропинке к его вилле (что, собственно, и случилось), как мы угостили его конфетой и девять минут разговаривали ни о чем, и как в нем взыграл жучиный порошок, и как он погнался по лесу за Ясмин, перепрыгивая с валуна на валун и высоко взмывая в воздух, так что казалось, будто он летит. Но если бы я это сделал, подобало бы описать и встречу с Джеймсом Джойсом, Джойса в Париже, Джойса в темно-синем саржевом костюме, в черной фетровой шляпе и старых теннисных туфлях, крутящего ясеневую тросточку и говорящего непристойности. За Джойсом последовали бы мистер Боннар и мистер Брак, а затем торопливое возвращение в Кембридж, чтобы выгрузить драгоценную добычу в наш семенной фонд. Возвращение было очень торопливым, потому что мы с Ясмин вошли уже в ритм и не хотели ломать его, пока работа не будет завершена.
А. Р. Уорсли буквально возликовал, когда я показал ему нашу добычу. У нас теперь были король Альфонсо, Ренуар, Моне, Матисс, Пруст, Стравинский, Нижинский, Джойс, Боннар и Брак.
— И вы прекрасно все заморозили, — сказал он мне, аккуратно переставляя помеченные фамилиями штативы из моего чемодана в большой холодильник, стоявший в нашем штабе. — Так держать, ребята, — сказал он, потирая руки, как бакалейщик после удачного денька. — Так держать.
Что мы и делали. Было уже начало октября, и мы направились на юг, в Италию, на поиски Д. Г. Лоуренса. Они с его Фридой жили на Капри, в палаццо Ферраро, и однажды мне пришлось два часа отвлекать толстую Фриду, чтобы тем временем Ясмин обработала Лоуренса. А затем нас ожидало неприятное потрясение. Когда я бегом доставил его сперму в свой гостиничный номер и изучил ее под микроскопом, оказалось, что все до единого живчики — никакие не живчики, а мертвяки, они даже не шевелились.
