– Алиса, как ты можешь?
– ... – перевернулась я на другой бок. Пытаясь представить, что же это такое – морской прибой? Я столько его описывала клиентам, что хотела бы хоть раз увидеть сама.
– Прямо больно смотреть. Что ты от нее хочешь? Она же ни в чем не повинный ребенок!
– Поменьше патетики, прошу, – промямлила я и с трудом подняла свое усталое тело. Шесть часов сна под аккомпанемент заливистого храпа для меня все же недостаточно, это факт.
Работа, хоть и выматывала, наполняла мои дни. Я говорила со службами отелей по телефону, и мягкие звуки английских слов в моем исполнении доставляли удовольствие похлеще хорошей песни. Кто бы мог подумать, что я так легко и быстро преодолею языковой барьер? Я знала, что коверкаю слова, не увязываю предложения и порой трачу драгоценные минуты международной связи на попытки окольными путями добраться до смысла, который, знай я больше нужных слов, свелся бы к: «Они хотят, чтобы их будили не в девять, а в семь сорок пять. И приносили кофе в номер». У меня еще были большие проблемы с цифрами, а хуже всего дело обстояло с пониманием ответной тарабарщины. Только, в отличие от моих коллег, все эти сложности почему-то не сковывали мне вербальный аппарат. Я наплевала и, как могла, изъяснялась, быстро усвоив, что у людей с той стороны провода точно такие же проблемы. Мы дружно издевались над правилами разговорного английского, но делали это весело и с удовольствием. И целей своих, как правило, достигали. То бишь клиентов будили-таки в эти их семь сорок пять. И тащили им coffee. А уж со стороны я и вовсе смотрелась роскошно со всеми этими: «O’kay, I understand. Yes, I thing so toо. No-no-no, not do it. Please before speak with me»
[9]
.
В общем, мечтала я, мечтала о морях и прочих водоемах планеты. А тут... Проблемы и претензии, и у Миши такое смешное надутое лицо и дрожащие губы. Ой, хочу на работу!
– Не ерничай.
– Ты что, всерьез взываешь к моей совести? – я аж усмехнулась.
– Человеку два годика, а ты портишь с утра праздник.
– Да это вы мне портите выходной. А у меня всего один выходной!
– И это твоя беда.
– В каком это смысле? – опешила я. – Беда, что у меня много работы? Так ведь и много зарплаты я мимо тебя не проношу.
– Мне на твою зарплату плевать, – гордо отмахнулся Михайло.
– Интересно, – решила наконец завестись и я. Разомнемся, по крайней мере.
– Я в состоянии обеспечить свою семью. Я только надеялся, что на работе ты развеешься.
– В каком смысле? По ветру? – вытаращилась я. Опа, покраснел. Один – ноль.
– Язвишь? В смысле, просто к тебе вернется интерес к жизни.
– А куда он уходил? – Два – ноль. Даже настроение поднялось.
– Ну тебя. Ребенок тебя не видит. Во сне бредишь английским и какими-то отелями, зведочными или черт-те какими. Слова не скажи – раздражаешься.
– Твои предложения? – уточнила я.
– Может, тебе стоит посидеть какое-то время дома? – с деланым равнодушием бросил он. Однако это предложение, по-видимому, отражало его самые тайные, самые заветные устремления. Вот чего хочет мой спаситель.
– Забавно. И зачем, позволь спросить? Чем мне дома заниматься? Предаваться тоске? Гладить тебе трусы?
– Ну почему? Незачем все утрировать. Ведь ты так устаешь. – Он всплеснул руками и попытался по-отечески приобнять меня.
– И почему бы мне не уставать? Все на работах устают. – Я категорически вырвалась и вскочила.
– Ты – не все. И сама прекрасно это знаешь!
– Ну-ка, с этого места поподробнее. Что это за группа избранных, в которую ты меня вписал?
– Ну...
– Не тяни! Наркоманы? Убийцы? Алкоголики? Антисоциальные опущенные бомжи? Что-нибудь еще? – Я озверела. Как он смеет причислять меня к сонму ублюдков и идиотов! Что он обо мне знает?
– Алиса, ну зачем ты так? Ведь я же волнуюсь, – запричитал он.
– О чем? Думаешь, я не знаю, что ты во сне мне проверяешь руки? Что ты там ищешь? Следы уколов?
Мишка поник, свесил голову. Я поняла – именно их, родимых, он и искал. А ведь мог бы уже хоть немного мне доверять. В этом-то отношении – уж точно. До какой же степени он меня не знает! Я была потрясена.
– Алиса, деточка, не кричи так. Ты волнуешь ребенка, – просунула в дверь голову мамочка. И почему меня так бесит его положительная семейка?
– И что? Сама родила, сама и волную. Переживет. Вы мне лучше скажите – вы, например, тоже меня за наркоманку держите? Отвечать быстро, смотреть в глаза!
– Остановись, как ты разговариваешь с мамой!
– Мишечка, боже ж мой, у меня дежавю! Я этот упрек уже слышала. От своего папочки. Держите меня семеро! Снова я с мамочкой не так разговариваю! С такой-то матерью я не так разговариваю! – Я хохотала и быстро одевалась. Все-таки голой вести подобные дискуссии как-то не с руки. Свитер будет наподобие бронежилета, джинсы – окоп. Станем недоступны для огня противника.
– Перестань! Где бы ты была сейчас, если бы не мы с мамой! – закричал Миша и окончательно покрылся боевыми адреналиновыми пятнами. Надо же, у моего плюшевого зайца внутри запрятаны саблезубые тигры. Кто бы мог подумать!
– И где бы я была? Поясни мне. Так, для справки.
– Я не хочу об этом говорить, – сник он и как-то сразу сдулся, словно проколотый воздушный шарик.
Я спокойно вышла из комнаты, взяла на кухне стакан воды, влила его в себя, вернулась в свою десятиметровую камеру пыток и присела на край кровати.
– Давай-ка я сама попробую договорить. А если ошибусь – поправь. Ты и вправду считаешь, что вытащил меня со дна самой нижней пропасти? Протянул руку помощи оступившемуся товарищу? Не дал пропасть? Что молчишь?
– А чего говорить? Все так и было. Вспомни, в каком состоянии ты уезжала из Питера.
– Ага. В состоянии. А тебе не приходило в голову, что это мое так называемое состояние было вызвано только что произошедшим в доме убийством? Причем с покушением и на мою жизнь тоже. От этого любой впадет в так называемое «состояние». Или что я была измотана долгими тяжелыми месяцами беременности? Что я исхудала от голода, так как питалась тем, что украду у нищей пенсионерки Ванессы? А также и то, что за твою протянутую мне руку помощи я вот уже год живу с тобой, сплю с тобой, играю в счастливую семью? И если бы ты хоть словом, хоть жестом дал мне понять раньше, что тебе это в тягость, я давно бы убралась отсюда. Слава богу, теперь я уже справилась бы и сама.
– Что ты мелешь, как это – в тягость? Я же так люблю тебя! – закричал Миша и принялся противно и слюняво целовать меня куда придется.
