Она тянет, растягивает свою плоть до предела… мечтает, чтобы на этом все закончилось, надеется и молит, чтобы боль прекратилась, когда она сделает это…
Просто хочет покончить с этим…
А затем, вдруг осознав, что, что бы она ни сделала, хуже, чем сейчас, уже не будет, она берет нож в другую руку и резко опускает его вниз.
Все пошло не так, как она планировала. Это оказалось труднее, чем она себе представляла, нож с трудом врезался глубже. Но она стала пилить, и ей это все же удалось. Боль была намного сильнее, чем она ожидала. И кровь, столько крови…
Она чувствовала, что может потерять сознание. Но она держалась, она не могла этого допустить. Опустив глаза, она увидела, что дело наполовину сделано и ненавистный кусок мяса свисает с ее тела, изувеченный и кровоточащий. В приступе ярости она еще раз полоснула ножом и в свежих брызгах артериальной крови окончательно отрезала его.
После этого все наконец было закончено.
Она держала его в руке, этот принесший столько бед кровавый комок, который теперь выглядел таким маленьким и безобидным. Сморщенным и безжизненным.
Тогда Эстер улыбнулась — то ли от облегчения, то ли получив передышку от боли, она уже не помнила. Но она точно знала, что улыбнулась.
Перед тем как провалиться в небытие.
Глава 32
Эстер открыла глаза. Она стояла перед кроваткой и смотрела на ребенка. Воспоминания отступали, и она ждала возвращения мужа.
Что, черт побери, случилось на этот раз, женщина? Чего ты торчишь посреди комнаты?
Это был он. Она быстро вытерла глаза, пытаясь прогнать последние туманные следы своих тягостных воспоминаний. Она не хотела, чтобы он знал, что она снова думала об этом. Что угодно, только не это.
— Этот… ребенок…
И что с ним такое?
— Он…
Она понимала, что должна отвлечься от событий прошлого, которые подсовывала ее память. Она вынула спрятанные между ног руки и указала на детскую кроватку.
— Он умер… Он мертв, — повторила она, когда не дождалась ответа.
Это я уже понял.
— Что… что же мы должны теперь сделать?
Похоронить его.
Так она и сделала. Когда пришло время вставать, она выбралась из постели и взяла из колыбели уже холодное и негнущееся тельце. Она вынесла его на улицу, прихватив с собой лопату. Копать было тяжело. Застывшая земля с трудом поддавалась под ударами. Так она и долбила промерзшую почву, раз за разом, снова и снова, пока не выкопала достаточно, чтобы получилась неглубокая могилка.
Она стояла и смотрела вниз на пустую яму, в которую первые утренние лучи отбрасывали глубокую зловещую тень. Эстер и ее муж были единственными людьми на этом пустынном унылом берегу. Она опустила лопату и одной рукой подняла крохотное тельце. Небо было серым и тяжелым, оно нависало, стараясь вдавить в землю и ее. Она сняла с ребенка одеяло и положила тельце в яму.
Потом поднялась и посмотрела на него сверху вниз. И что-то почувствовала. Снова появилась эта пустота, это странное болезненное ощущение внутри. Казалось, оно поднимается откуда-то из глубины, накапливается в ее груди. Она открыла рот и откинула голову назад. И наружу вырвался скорбный вопль, заунывный и душераздирающий, который удивил ее саму. Он прозвучал как крик раненого, загнанного в угол зверя, который не может дальше сражаться и понимает, что должен погибнуть. В нем звучали боль и неизбежность. Она продолжала пронзительно кричать и выть, закрыв глаза и откинув назад голову. Просто кричать и выть.
Эстер не знала, сколько простояла так. Время для нее было эластичным и тягучим, затем стало жидким и утекло прочь. Потом оно снова обрело форму, и она открыла глаза. Она молчала, в горле саднило. Она чувствовала себя опустошенной и измученной. Она огляделась. Ребенок по-прежнему лежал в могиле. Она начала засыпать его. Каждая новая лопата земли падала в яму с глухим шелестящим звуком, пока тело не оказалось закрытым полностью. Утрамбовав и выровняв землю, она снова выпрямилась.
Пустоты, которую она ощущала, больше не было. Зато осталась внутренняя боль, заставившая ее кричать. Она вернулась, когда ребенок скрылся под слоем земли. На самом деле она даже усиливалась. Ее прежние воспоминания о ярости и чувстве стыда были полностью забыты или, по крайней мере, снова задавлены. Это была более актуальная боль. Которая требовала срочного решения.
Она держала в руках мертвую курицу без головы.
Ты знаешь, что с этим нужно делать.
Она не могла оторвать глаз от клочка земли у своих ног.
— Ребенок умер… — снова повторила она.
Она знала, что это были никому не нужные слова, но чувствовала, что должна что-то сказать. Чтобы как-то заполнить разрыв между землей и небом.
— Мы собирались быть настоящей семьей, — сказала она.
Ее муж промолчал. И она продолжила:
— Ребенок должен был сделать нас настоящей семьей.
Мы достанем еще одного.
Эстер улыбнулась, и глаза ее загорелись.
— Правда? Потому что, когда такие вещи случаются, супружеские пары поступают именно так. И это делает их семьей.
В моем списке есть и другие.
По лицу Эстер пробежала еще одна улыбка.
— Ты уже кого-то нашел? Ты снова выходил на охоту?
Да, у меня есть кое-кто на примете.
От радости Эстер готова была его расцеловать.
— И когда мы можем его получить?
Скоро. А теперь бери курицу и принимайся за работу. Я проголодался.
Эстер зашла в дом. Она больше не смотрела на клочок утоптанной земли. Ей это уже не нужно. Это было в прошлом. Ушло и никогда не вернется. Ее ждало настоящее.
Теперь ей было чего с нетерпением ожидать. У нее снова будет ребенок. И она опять станет матерью.
Она восстановит свою отсутствующую часть.
Часть вторая
Глава 33
— Доброе утро.
Клейтон запер машину и, улыбаясь, направился к Анни через парковку. Она попыталась улыбнуться в ответ, но почувствовала, что мышцы лица не слушаются и не дают сделать это вполне естественно. Поэтому она просто кивнула. Подойдя поближе, он остановился и перестал улыбаться. Внимательно посмотрел ей в глаза, уловил ее настроение. И нахмурился.
— Что случилось?
Она спрятала свое настроение поглубже и усилием воли заставила утолки губ подняться вверх.
— Ничего. Все в порядке.
Клейтон успокоился и снова улыбнулся.
— Вот и хорошо. Рад это слышать.
