– Крылья красивые, – одобрила я.
– Мой сценический костюм!
– А вот афиша не очень. Можно сделать красивее.
– Я сама ее делала, – обиженно сказала Рита, – хотя, конечно, согласна. Она не стильная. В ней слишком много позитива. Но ничего, тут один персонаж, брат моей однокурсницы, обещал помочь с оформлением афиши для следующего концерта.
Я кивнула и покосилась на фоторамку, висевшую на стене рядом с плакатом. В нее был вставлен листок с надписью: «Я хочу встретить тебя, моя любимая смерть!» Я поежилась и поспешила объяснить Рите, зачем к ней пожаловала.
– Мне в лом с тобой заниматься, – заявила Рита, – скоро Максик придет, мы на репетицию двинем.
– Хочешь, мы скажем, что занимаемся, а на самом деле...
– Нет, – перебила она меня, – врать не буду. Эмо– киды не прикидываются. О, идея! Могу с тобой позаниматься так: ты будешь переводить на английский тексты моих песен. Это будет занятие по переводу. А потом начитаешь их мне, тренируя фонетику. Согласна?
Она докурила, бросила окурок в пустую железную банку и перелезла с подоконника на кровать.
– Согласна, – ответила я, гадая, удастся ли мне после занятия расспросить Риту о ЧП в университете.
– Я похожа на умирающего эмо? – с тревогой спросила Рита.
– Я никогда их не видела, – призналась я, – но ты похожа на заболевшего Хаула из «Ходячего замка». Уборщица Софи нечаянно подменила ему краску для волос, и он стал рыжим. А потом черным. А хотел быть блондином. Короче, он от этого заболел. И все приговаривал: «Нет смысла жить, если ты не красив».
– Крутой чувак, – восхитилась Рита и, спохватившись, снова сделала несчастное лицо и прошептала: – Тексты на подоконнике... Начинай...
– Неплохо, – оценила она мои успехи после того, как я начитала ей последний переведенный текст, – фонетика, крошка, у тебя не в отпаде, но переводишь ты клево. Пару лет упорных репетиций – и Лилеша тебя примет без вопросов.
– Ваша Лилия, случайно, не эмо? В последнее время выглядит расстроенной.
– Настоящие эмо не расстраиваются из-за ерунды, – презрительно сказала Рита, снова закуривая, – а происшествие на кафедре – ерунда. Я, кстати, была в первом гуманитарном в ту ночь.
Я ошарашенно посмотрела на нее. Это что, признание?!
– И что ты там делала?
– Было у нас одно дельце.
В задумчивости она пощелкала зажигалкой. Я еле скрывала нетерпение.
– У кого, у нас?
– Погоди... Только что поняла. А я ведь там и потеряла зажигалку! Упс... надеюсь, они меня в поджигатели не запишут?!
– Так что ты там делала, Рита?
– Кое-что очень важное.
– Для Лилеши?
– Ха! Конечно, нет, крошка. Для культуры эмо. Мы снимали...
Дверь отворилась без стука, и в комнату вошел парень лет двадцати, весь в черно-розовом.
– Макс! – обрадовалась Рита, швырнула сигарету в пепельницу и бросилась к нему на шею, забыв, что она «умирающая».
У парня, как и у Риты, была темная челка, закрывающая один глаз. Он был в куртке, увешанной розово-черными значками, джинсах-дудочках и огромных заношенных кедах с розовыми шнурками. Его рука, украшенная множеством браслетов, придерживала за ремешок объемистую сумку с изображением радиоприемника и надписью: «LOVE MUSIC».
– Привет, моя эмочка, – ласково сказал Рите Макс, доставая что-то из кармашка сумки, – принес плаги для твоих тоннелей.
Рита выхватила у него огромные диски сережек и ловко забила их в дырки на мочках ушей, и в самом деле напоминавшие тоннели.
– Позитивно, – одобрил Макс сережки, – а вот еще и краска. У тебя ведь кончилась.
Он вытащил из сумки баллончик и направился в ванную.
– Ты куда? – завопила Рита, – я хочу тебя чмафкнуть!
– С удовольствием приму твой чмафк, – ответил Макс из ванной, – только, Гвоздик, мы не одни.
– Точно! Крошка, тебе пора!
– Ухожу, – сказала я, но, не в силах сдержаться, тихо спросила: – Так что вы снимали, Рита? И кто – мы...
– Сейчас расскажу, – пообещала Рита, но в дверях ванной появился Макс.
– Что расскажешь? – спросил он.
– О нашем вкладе в эмо-культуру, конечно! Гайка спросила про ту ночь, когда мы...
Макс подошел к своей подружке, поднял руку и, изобразив пальцами пистолет, приставил «дуло» к Ритиному виску.
– Bang-bang! – произнес он, – я убил тебя, эмочка. Ты встретила «любимую смерть».
Он развернулся ко мне и добавил:
– Забери, крошка, свой рюкзак из ванной и топай. Меня ожидает чмафк лучшей эмочки на свете.
«Так, дорогая Ника, и закончилась моя встреча с последней подозреваемой из списка Анны Семеновны, Ритой Гвоздь. Какие выводы я могу сделать...
Если честно, очень запутанные. Такое ощущение, что они втроем украли рукопись.
Рита не отказывается, что была в гуманитарном корпусе в ночь пожара. Более того, призналась, что зажигалка принадлежит ей. И еще, они что-то там снимали, но что – Макс не дал ей рассказать. Что они могли снимать? Значки свои эмовские, которыми обвешаны, как елки, что ли?!
Варе нужны шестьдесят тысяч рублей, а именно столько можно выручить за рукопись.
Анжела, по-моему, не менее сумасшедшая, чем ее папаша, и легко могла пойти на преступление, введя код в сейфе.
Я думаю, мне надо разобраться, что связывает девушек между собой. Варя упомянула в разговоре, что Анжела угостила ее дорогими пирожными. А еще она узнала почерк Анжелы в моей тетрадке. Значит, они дружат?
Рита заявила, что афишу ей обещал оформить брат однокурсницы. Она не назвала имен, но я знаю, что Варин брат хорошо рисует и ему за это платят деньги. А вот что может связывать Риту и Анжелу? Они такие разные... Для меня это сейчас – загадка номер три.
Загадка номер два – почему Макс не дал Рите сказать, с кем они были в первом гуманитарном в ту ночь? Может, потому что «эмо-киды не прикидываются», то есть не врут, а значит, она могла разболтать что-то важное?
А вот загадка номер один, это как ты, при своих стальных нервах и крепкой психике, могла сдаться и перестать хотеть есть?! Прекрати-ка это безобразие, хани, и немедленно съешь огромный гамбургер! Ну или хотя бы пей там через трубочку их протертые супы и коктейли. Без пищи ты не сможешь соображать, а мне очень нужна помощь друзей в разгадке тайны похищенной рукописи.
Чмафкаю тебя,
<~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~><~> твоя Гайка».
Я нажала на кнопку «отправить». В комнату вошла мама.
