– Психометрия, – сообщил он, понизив голос.
– А? – переспросила Фрэнни.
– У меня есть этот дар.
– Психометрия?
Официантка принесла им бутылку на пробу и в нерешительности остановилась возле них. Ее выручила Фрэнни. Во рту у нее все горело после обильно приправленной перцем креветки, и, пробуя вино, она почти не ощутила вкуса.
– Хорошо, – сказала она и вновь посмотрела на Споуда. – Что такое психометрия?
– Я могу рассказывать о прошлом, прикасаясь к предметам.
– То есть ты медиум?
Споуд покраснел.
– Что-то вроде этого.
Она набила рот треской в имбирном соусе.
– А ты, оказывается, темная лошадка!
Он охватил только что наполненный бокал двумя руками, наклонил к нему голову и, вытянув губы трубочкой, сделал глоток. Вино потекло по подбородку.
– Люди думают, что ты немного… – Он постучал пальцем по голове. – Знаешь… если говорить о таких вещах.
– И что ты можешь рассказать, прикоснувшись к предмету?
– Это зависит…
– От чего?
– От глубины отпечатка. – Он оглядел креветку, затем с сомнением уставился на свои палочки. – От состояния предмета. Где он хранился.
– А почему это влияет на него?
– Предметы воспринимают все эмоции от того, что происходит в непосредственной близости к ним.
– Как?
Споуд наклонился к ней, и она на мгновение подумала, что он собирается поцеловать ее.
– Они впитывают это так же, как стены, своими субатомными частицами или еще как-то. Я могу читать их. Обычно лучше всего получается с личными вещами или с чем-то, что запрятали далеко и не трогали многие годы.
– Какие личные вещи?
– Кольца. Часы. Браслеты.
– А ты можешь прочитать мои часы?
Он посмотрел на ее поцарапанные старые кварцевые «Ситизен».
– Сколько лет ты их носишь?
– Отец подарил их мне на шестнадцатилетие.
Он положил палочки. Фрэнни расстегнула часы и протянула ему. Он взял их в руку и вперился взглядом в потолок; зрачки закатились и почти пропали, Фрэнни были видны только белки глаз. Выражение его лица напугало Фрэнни, от приятного забытья и следа ни осталось.
– Я вижу молодого человека с красной спортивной машиной и что-то связанное с рыбой. Я думаю, у тебя был приятель – торговец рыбой. Даже не приятель, просто парень, с которым ты дружила, но он тебе не нравился. Все хотели, чтобы ты вышла за него замуж, но тебя это не интересовало; насколько я понимаю, что-то вроде женитьбы по сговору родителей. Источник разногласий между тобой и твоим отцом. Отец заставлял тебя выйти за него, в семье парня было полно денег. Все время только ты и твой отец, твоя мать слишком мягкая; ты борешься со своим отцом и чувствуешь себя виноватой, но не сдаешься, потому что ты очень решительная девушка.
Она в изумлении смотрела на него. Он заговорил громче, в голосе зазвучало возбуждение.
– Да, да, археология; источник разногласий. Твой отец сердился, что ты хотела заниматься археологией, потому что она не приносит денег. Вы часто спорили с ним по этому поводу. У тебя есть младшая сестра, которая всегда носит черную шляпу. Сейчас ты сильно влюблена в человека, которого встретила на вокзале. – Он замолчал.
Люди оглядывались и смотрели на них. Фрэнни осознала, что разговоры за соседними столиками притихли; она вся дрожала, словно через ее тело пропустили какой-то ток, нарушающий ритм всего организма, и сильно покраснела. Ей потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и начать говорить.
– Это просто потрясающе, Пенроуз. – Она нахмурилась, пытаясь припомнить, рассказывала ли ему что-нибудь из этого. Они обменивались любезностями, говорили о работе, но никогда не посвящали друг друга в личную жизнь. – Ты можешь рассказать еще что-нибудь об этом мужчине, которого я встретила на вокзале?
Он закрыл глаза.
– У него есть сын. Жены нет. Она умерла.
– А мальчик? Можешь о нем?
Она смотрела, как он сидит, молча сосредоточившись. Зрачки снова пропали, рука крепко стискивала часы, дрожа от напряжения. Он посмотрел на нее, будто хотел что-то сказать. Но вдруг совершенно неожиданно вытянул вперед руку и разжал пальцы, возвращая ей часы с явным выражением упрека на лице.
– Лучше забери их.
Она готова была разрыдаться, нервы были натянуты до предела.
– Что случилось?
– Возьми их, – сказал он. – Пожалуйста, возьми.
– Расскажи мне еще что-нибудь. Прошу тебя, Пенроуз.
– Все очень неясно. Слишком много противоречивых эмоций. Слишком много всего. Я могу понять прошлое, но не настоящее.
– Я думала, медиумы с помощью психометрии могут предсказывать будущее. – Она неохотно надела часы на руку.
Споуд подозрительно оглядел яства на столе, как будто обозревая вражеские позиции.
– Это было бы довольно самоуверенное утверждение, – заявил он, держа палочки над блюдом, из которого торчало что-то похожее на зеленый плавник; она не помнила, чтобы они это заказывали. – Предметы не хрустальные шары; они как видеокассеты, на них записано прошлое, но не будущее. А я не медиум. – Он чувствовал себя неловко.
– Но то, что ты сделал, – это не телепатия? Ты не мог подсознательно извлечь эти мысли из моей головы?
– Я мог бы. – Внезапно он замкнулся, и в нем появилось что-то от прежнего Пенроуза Споуда из музея, надменного раздражительного интроверта. – Но когда я держу в руках чашку, принадлежавшую две тысячи лет назад воину Ашоки,
[20]
и узнаю все, что происходило с ним, по-моему, его останки не в том состоянии, чтобы что-то передавать мне телепатически.
– Я не хотела тебя обидеть… просто… то есть все, что ты сказал мне, невероятно… настолько точно.
Споуд успокоился и отпил еще вина. Он до предела понизил голос и приблизил лицо вплотную к ней, опасливо оглядываясь по сторонам.
– Я несколько раз помогал моему брату. – Он важно кивнул.
– Я не знала, что у тебя есть брат.
– Он священник. – Споуд поднес бокал ко рту и с удивлением обнаружил, что тот уже пуст. Он извлек из ведерка со льдом бутылку, и струйка воды потекла ему в тарелку, пока он наполнял до краев бокал Фрэнни и свой.
– И ты тоже верующий?
Он покачал головой.
– Мы с ним не слишком ладим.
– Как же ты помогал ему?
– Навязчивые идеи. Воспоминания. Он епархиальный экзорцист. Он знает, что то, что я делаю, – не телепатия.
