К ним подошла юная миссис Легг.
— Послушайте, Джим, — обратилась она к капитану, — вы должны
поддержать меня. Эту палатку надо поставить там где мы решили — в дальнем конце
лужайки у рододендронов. Это единственное подходящее место.
— Мамаша Мастертон так не считает.
— Что ж, вам надо ее уговорить. Он хитро улыбнулся.
— Миссис Мастертон — мой босс.
— Ваш босс Уилфред Мастертон, поскольку он — член
парламента.
— Позволю себе заметить, что его жене эта должность подошла
бы больше. Именно она верховодит в доме, мне ли этого не знать.
Сэр Джордж вернулся в гостиную тем же манером — через
стеклянную дверь.
— А, Салли, вот вы где, — сказал он. — Вы нам нужны. Вы не
подумали о тех, кто будет намазывать маслом булочки, кто будет разыгрывать
пирожные, и вообще, почему продукты оказались там, где обещали разместить
столик со всякими вышивками и вязаньем? Где Эми Фоллиат? Только она одна может
справиться с этими сложностями.
— Она пошла наверх с Хэтти.
— Ах, вот оно что…
Сэр Джордж беспомощно осмотрелся. Мисс Бруис тут же
выскочила из-за стола, где заполняла пригласительные билеты:
— Сейчас я вам ее приведу, сэр Джордж.
— Благодарю вас, Аманда. Мисс Бруис вышла из комнаты.
— Д-да, надо побольше проволочной сетки, — пробормотал сэр
Джордж.
— Для праздника?
— Нет-нет. Поставить ограду в лесу — там, где мы граничим с
Худаун-парком. Старая давно развалилась, и теперь они ходят и ходят.
— Кто?
— Да нарушители, туристы! — воскликнул сэр Джордж.
— Вы напоминаете Бетси Тротвуд
[22]
, воюющую с ослами, — с
улыбкой сказала Салли Легг.
— Бетси Тротвуд? Кто это? — простодушно спросил сэр Джордж.
— Диккенс.
— А-а, Диккенс. Я читал когда-то «Записки Пиквика». Неплохо,
даже не ожидал. Но если серьезно, туристы — сущее бедствие с тех пор, как тут
устроили этот проклятый туристский центр. Эти юнцы лезут сюда отовсюду. А в чем
они ходят! Сегодня утром идет парень, и на рубашке у него — сплошь черепахи и
еще какое-то зверье — ну, думаю, не иначе как я вчера выпил лишку. Половина не
говорят по-английски, несут какую-то чушь. — Он передразнил:
— «О, пожалуйста.., сказать мне.., дорога на переправа?» Я
им кричу, что нет тут дороги, уходите, а они только хлопают глазами и ничего не
могут понять. Это парни. А девицы хихикают. Кого сюда только не носит —
итальянцы, югославы, голландцы, финны. Не удивлюсь, если к нам пожаловали уже и
эскимосы! И подозреваю, что половина этой публики — коммунисты, — мрачно
закончил он.
— Только не заводитесь, Джордж, по поводу коммунистов, —
сказала миссис Легг. — Идемте, я помогу вам справиться со строптивыми
женщинами.
Ведя его к двери на террасу, она обернулась и позвала:
— Пойдемте с нами, Джим. За свою идею надо биться до конца,
тем более что мы правы.
— Я готов, но хочу ввести мосье Пуаро в курс дела. Ему ведь
предстоит присуждать призы за игру «Найди жертву».
— Вы можете сделать это позже.
— Я подожду вас здесь, — согласился Пуаро. Наступила тишина,
Алек Легг нехотя поднялся и вздохнул.
— О женщины! — сказал он. — Просто какой-то пчелиный рой. —
Он выглянул в окно. — И все из-за чего? Из-за какого-то дурацкого праздника,
который никому не нужен.
— Но кому-то, очевидно, все-таки нужен, — заметил Пуаро.
— И почему у людей нет ни капельки здравого смысла? Почему
бы им наконец не задуматься? Не подумать о том, что творится в мире? Неужели не
понятно, что жители земли совершают самоубийство?
Пуаро справедливо рассудил, что на этот вопрос отвечать не
обязательно. Он только с сомнением покачал головой.
— Если мы ничего не предпримем, пока еще не поздно.,. — Алек
Легг внезапно умолк, на его лице на миг отразился гнев. — Знаю, знаю, о чем вы
думаете. По-вашему, я просто неврастеник. Эти проклятые врачи тоже думают, что
мне надо поправить нервы. Надо, говорят, отдохнуть, переменить обстановку,
подышать морским воздухом. Ну раз надо, так надо: мы с Салли приехали сюда,
сняли на три месяца домик на мельнице, и я следую их предписаниям. Ловлю рыбу,
купаюсь, совершаю длительные прогулки, принимаю солнечные ванны…
— Да-да, я сразу это понял, — вежливо заметил Пуаро.
— А-а, это? — Алек прикоснулся к своему облупившемуся лицу.
— Это результат в кои-то веки распрекрасного английского лета. Ну и какой от
всего этого толк? Нет уж, что есть, то есть, никуда от этого не убежишь.
— Да, бегство никогда не приводит к добру.
— Здесь, в деревенской обстановке все воспринимается еще
острей.., эта невообразимая всеобщая апатия… Даже Салли, которая достаточно
умна, рассуждает так же, как и все. Стоит ли волноваться? Вот что она говорит.
Это меня бесит! Стоит ли волноваться!
— А действительно, отчего вы так волнуетесь?
— Боже мой, и вы — туда же?
— Нет-нет, я ничего не собираюсь вам советовать. Я просто
хотел бы знать — отчего?
— Неужели вы не видите, что кто-то должен хоть что-то
предпринять?
— И этот кто-то — вы?
— Нет, не я лично. В наше время отдельно взятая личность уже
не имеет значения.
— Ну не скажите. Даже в такое время, как сейчас, каждый из
нас все же во многом остается индивидуалистом.
— И напрасно! В такое напряженное время, когда перед
человечеством встал вопрос «жизнь или смерть», нельзя думать о собственных
болячках и заботах.
— Вот тут вы совершенно заблуждаетесь. Во время войны, в
одну из жестоких бомбежек мысль о возможной смерти беспокоила меня куда меньше,
чем натертая мозоль. Тогда меня это удивило. «Думай о том, — твердил я себе, —
что тебя в любую минуту может убить». Мне даже было несколько стыдно — какая-то
пустячная мозоль мучила меня сильнее, чем страх перед смертью. Понимаете, — в
экстремальных условиях всякие мелочи вдруг обретают особое значение. Я видел
женщину, пострадавшую в уличной аварии; у нее была сломана нога, а она рыдала
из-за порванного чулка.
