После церемонии он хотел только спать. Было сущим наказанием везти принцессу назад в отель. Она не вела его и отказывалась идти за ним. Каждые две минуты он должен был оглядываться, чтобы убедиться, что она все еще с ним, а ее обычно не было, и тогда ему приходилось возвращаться и выуживать ее. Он едва добрался до кровати, прежде чем заснул мертвецким сном.
Когда зазвонил телефон и какой-то человек сказал, что ее задержали за кражу в магазине, это казалось уже просто последней каплей дерьма этой проклятой недели. Так нет! Он еле дотащился до полицейского участка — и увидел ее заносчивый взгляд; словно она ожидала, что кто-то должен прийти и вытащить ее оттуда.
Конечно, она не произнесла ни слова благодарности за то, что он снова спас ее. Она сидела и смотрела, словно дожидаясь, что перед ней расстелят красную ковровую дорожку.
В отеле он почти извинялся перед ней. Он старался объяснить ей, как он устал, как голоден, но как об стенку горох. Наверно, ее сделали из мрамора. Ее идеально правильное маленькое лицо застыло в холодной идеально скроенной маленькой маске.
Он заказал обед, а потом должен был еще и показывать, как работают водопроводные краны. Он решил сразу положить конец ее прихотям, пока она не успела превратить его в горничную.
Он был рад избавиться от нее, когда услышал стук в дверь. Она сидела в ванной все время, пока он ел. Он испытывал легкие угрызения совести оттого, что съел все четыре обеда, и собирался предложить ей заказать себе еще еды, но кровать, казалось, звала его. Он заснул быстрее, чем она вылезла из ванной.
Кто-то орал «Готова!» ему в ухо. Он внезапно проснулся, резко сел и решил, что это еще один пожар в отсеке боеприпасов. Прошло несколько секунд, пока он понял, где находится.
Принцесса лежала рядом с ним, натянув на себя какой-то навороченный розовый балахон; ее кулаки крепко сжаты, а ноги прямо выпрямлены, все ее тело было таким жестким, словно она была из стали. Ему понадобилось еще несколько секунд, чтобы понять — она ждет, что он воспользуется ею. Он никогда еще не видел такой нежеланной женщины, как эта холодная бесчувственная кукла.
Он не знал, смеяться ему или беситься. Он рассвирепел от мысли, что она, похоже, преспокойно низвела его до роли самца, который не сможет сдержать себя при виде красивой женщины в своей постели, да еще и в оголенной донельзя, тонкой, как паутинка, ночной рубашке, обтягивающей и подчеркивающей каждый изгиб ее аппетитных форм.
Он помнил, что чертыхался на нее.
Выражение ее лица не изменилось — разве может быть подвижным мрамор? Она встала с кровати и ушла из комнаты.
Мгновенно он почувствовал себя виноватым, словно это он сделал что-то плохое. Он лег на живот и треснул кулаком по подушке. Если бы она могла просто улыбнуться ему, просто показать, что может быть живой. Если бы она была живой — вот в чем все дело. Он не смог сразу снова уснуть.
А теперь он смотрел на часы и знал, что пора вставать. Может, ему все это приснилось? Может, он вовсе не женат на надутой принцессе? Может, он просто лейтенант Монтгомери, а не Враг Общества Номер Один?
На следующее утро в девять часов Ария смотрела, как лейтенант Монтгомери выходит из спальни. На нем по-прежнему была мятая форма, а подбородок был уже совсем черным из-за щетины. Он был похож на пирата.
— Значит, это не сон, — пробормотал он, глядя на нее все еще сонными полуоткрытыми глазами. — Я подумал, может, мне все это приснилось.
Она встала с кушетки, не давая ему заметить свою напряженность.
— Насчет этой ночи… — начал он. Она пошла мимо него к ванной.
Он поймал ее руку и развернул к себе, чтобы взглянуть на нее.
— Наверно, этой ночью я был слегка резковат. Эти придурки держали меня без сна много часов, а когда я наконец заснул, меня разбудил звонок, что вы — в участке.
Она смотрела на него холодным взглядом.
— Это — то, что вы украли? — спросил он тихим голосом; одна рука его поднялась, чтобы коснуться ее плеча. — Очень миленькая.
— Это… насколько я помню, вы называете глупыми кружавчиками.
Она пошла прочь от него, но он поймал длинную, волочащуюся юбку ее пеньюара.
— Я пытаюсь сказать вам, что прошу прощения за эту ночь. Вы могли быть хоть Ритой Хэйворт, и я все равно бы не прикоснулся к вам. Я не хотел ранить ваши чувства.
— А вы и не ранили, — солгала она, высоко вскинув подбородок. — Я просто неправильно поняла ситуацию. Если вы меня отпустите и дадите мне одеться, вы сможете начать учить меня быть американкой.
— Ради Бога, хоть сию секунду, — сказал он со злостью. — Чем быстрее мы покончим с этим, тем скорее вы получите назад свое царство, а я смогу снова сам распоряжаться, своей жизнью.
Она не хлопнула дверью, она старалась не терять самообладания. Но в ванной она расслабилась и с несчастным видом взглянула на себя в зеркало. Неужели она настолько непривлекательна? Может, ее ночная рубашка была слишком узкой, а прическа — строгой, может, она не выглядела такой юной и беззаботной, как эти американки, которых она видела… но неужели она не вызывает никакого желания?
Она оделась в простой миленький костюм от Мейнбокер: узкая юбка, подложенные плечи, маленькая шляпка с вуалеткой чуть прикрывала ее левый глаз. Она намучилась до чертиков с чулками, но в конце концов ей все удалось.
Лейтенант Монтгомери сидел, развалившись на стуле, когда она появилась из ванной.
— Наконец-то, — пробормотал он, едва взглянув на нее перед тем, как отправиться в ванную.
Он вернулся побритым и принявшим душ, с полотенцем вокруг талии. Ария вышла из комнаты.
Он начал читать ей лекции с того самого момента, как они покинули номер. Он показывал ей, как пользоваться ключом от номера и лифтом. Он рассказывал ей о меню и американских официантах. Они уже съели завтрак, а он не сказал ей ни единого слова, которое бы не было сдобрено критикой: она держит вилку не в той руке, она должна есть хлеб руками, а не ножом и вилкой, ей не позволяется возвращать назад яйца, когда она заказала сварить их в мешочек, а ей принесли их слегка надтреснутыми. И в промежутке между своими придирками он сунул ей счет и объяснил, как подсчитывать его и узнать сумму, прежде чем заплатить. Он был уже готов уходить, когда она справилась с этим только наполовину.
— Так нам будет мало и целого дня, — сказал он, таща спинку ее стула. — Мы все еще здесь торчим! А каждый американец должен знать свою столицу.
Он позвонил, а потом потащил ее к ждущей их армейской машине.
Весь день они глазели на достопримечательности. Ария проклинала столицу, понастроившую себе столько достопримечательностей! В этот момент она бы с радостью оказалась в папуасской деревне с двумя хибарами на курьих ножках. Он волочил ее от одного здания к другому, читал проповеди об истории места, куда они попадали, а потом с нетерпением ждал, пока она сядет в машину, и все начиналось по новой. В машине он читал ей лекции о прославленных американских женщинах, отдавших жизнь за свою страну.
