У братьев могут быть дети. Ему придётся убить и их женщин. Уничтожить их. Уничтожить собственными руками — до того, как его враги доберутся до него самого.
Вампир поправил повязку под рукавом рубашки на левой руке. Располосованная кожа под ней не исцелялась. Пять дней назад сонный демон оставил эту метку и теперь по этой отметине мог выследить его.
Брови вампира сошлись в одну линию. Охотник скоро сам мог стать добычей. Конец его жизни был близок.
В душе еле заметно шевельнулось сожаление. Что-то, о чём ему приходилось сожалеть больше всего… Конрад пытался вспомнить, чего же он так трепетно желал, но чужие воспоминания тут же обрушились на него, взрываясь в мозгу. Рука сама собой взметнулась вверх, чтобы сжать лоб…
И снова мир стал видеться, словно сменяющие друг друга картинки.
Вот Николай входит в бар, а за ним по пятам Мёрдок. У них мрачные лица
«Они пришли меня убить». Как он и ожидал. Конрад решил, что сможет выманить их, если станет раз за разом сюда возвращаться. Рука опустилась, а губы обнажили клыки. Бар спешно опустел.
Затем… всё словно застыло. Братья, пристально смотрящие на него, будто на привидение. Повисший в воздухе стрекот насекомых с улицы. Пронизанный влагой приближающегося дождя воздух. Где-то далеко сверкнула молния, и в бар вошёл Себастьян и встал рядом с двумя другими братьями. Он объединился с ними? Этого Конрад не ожидал.
Сняв солнцезащитные очки, он продемонстрировал им свои красные глаза. Самый старший, Николай, едва не вздрогнул при виде этих глаз, но взял себя в руки и двинулся Конраду навстречу. Троица, кажется, была удивлена, что он оставался на месте, готовый сцепиться с ними, а не переместился прочь при первой же возможности. Они были сильны и опытны, тем не менее, они даже не представляли себе степень его мощи, то, кем он стал.
Он мог вырезать их всех в мгновение ока, и он наслаждался бы этим. Они всё ещё не обнажили мечи? Тогда их судьба предрешена. Он не станет заставлять их ждать.
Конрад рванулся с места, опрокинув по пути стол, и крушащим череп ударом тут же вырубил Себастьяна, отшвырнув его к дальней стене. И прежде, чем остальные двое опомнились, он схватил их за горло, всё сильнее и сильнее сжимая хватку, в то время как они пытались высвободиться.
— Три сотни лет вот этого, — прошипел вампир.
Их усилия были тщетны, шокированные выражения их лиц приносили несказанное удовлетворение.
«Сжать, сжать сильнее…»
За спиной скрипнуло дерево, и Конрад, резко развернувшись, швырнул своих братьев в нового противника. Но было поздно. Тот Ликан вернулся и уже обращался, выпуская когти и разрывая плоть на собственной груди, разбрызгивая во все стороны кровь. Конрад яростно зарычал и атаковал оборотня, уклоняясь от клыков и зубов со сверхъестественной скоростью, в попытке опрокинуть того на землю. Когда его руки почти были готовы сомкнуться на жилистой шее ликана, чудовище защёлкнуло что-то на его правом запястье.
Наручники?
Сжимая хватку сильнее, он резко расхохотался:
— Ты же не думаешь, что это может меня удержать? — кости затрещали под его ладонями, смерть врага была близка, и ему хотелось завыть от удовольствия.
Ликан, словно не чувствуя боли, щёлкнул вторым наручником вокруг левого запястья вампира.
«Что за…?» — металл не поддавался попыткам его согнуть. Он не ломался. — «Они, мать их так, собираются взять меня живым?»
Конрад подскочил на ноги, пытаясь переместиться. Но ничего не вышло. Лежащий на полу Себастьян, не обращая внимания на кровь, текущую из разбитого виска, ухватил его за лодыжки.
Конрад пнул Себастьяна прямо в грудь так, что у того хрустнули ребра. Вампир тут же развернулся, и как раз успел перехватить обломок перил от ограждения бара, который ликан попытался обрушить на его лицо.
Конрад пошатнулся, но устоял на ногах.
— Что, чёрт возьми, он такое? — заревел ликан, снова со всей своей мощи замахнувшись обломком перил и обрушив жесточайший удар на хребет вампира.
Конрад брыкался ногами и кусался, клацая зубами.
«Не могу вырваться… не могу…»
Они прикрепили к наручникам на его запястьях ещё одну цепь. Вампир неистово вырывался, но к его ошеломлению им удалось заковать и его ноги.
Он бился в цепях изо всей своей силы, задыхаясь от ярости. Металл прорезал кожу до кости, но всё было без толку.
Они его поймали. Конрад заревел и плюнул в них кровью. До него как в тумане доносились их голоса.
— Надеюсь, у тебя есть подходящее место, куда его можно поместить, — сказал, борясь со сбившимся дыханием, Себастьян.
— Я купил давно заброшенное поместье, — прохрипел в ответ Николай. — Называется Эланкур.
Конрада пробрал озноб, и рана на руке вспыхнула болью. Это было как во сне. Его ждет там погибель. Ему нельзя ехать в этот Эланкур. Он понял это со всей ясностью. Он слишком силён, чтобы демоны с лёгкостью могли обнаружить его местонахождение — так что у него ещё есть время на побег.
Если братья попытаются его туда отвезти, живым они его туда не доставят…
Под затянутым тучами ночным небом призрак Наоми Ларесс стоял на коленях на подъездной дорожке у самого края её владений и с жадностью вглядывался в лежащую на земле газету в целлофановой упаковке.
Сегодня разносчик — этот мерзкий негодяй — снова промахнулся мимо подъездной дорожки и попал прямо на заброшенную дорогу.
Наоми безумно хотела заполучить эту газету, отчаянно нуждаясь узнать новости, познакомиться с рецензиями и обзорами последних событий, которые могли развеять монотонный ход её жизни — или вернее её загробной жизни, длившейся уже восемьдесят лет.
Однако она не могла выйти за пределы поместья, чтобы подобрать эту газету. Будучи призраком, Наоми могла воздействовать на материю телекинезом — и эта её сила была практически абсолютной в Эланкуре — здесь девушка могла бы заставить все окна хлопать или сорвать крышу с дома, если бы только захотела. Также в зависимости от её настроения могла меняться погода. Но только в пределах её владений.
Горячо любимое поместье стало тюрьмой Наоми, её пожизненной камерой, состоявшей из пятнадцати акров
[5]
земли и медленно умирающего дома. Среди прочих проклятий, обрушившихся на неё, каждое из которых было, по-видимому, придумано судьбой специально для Наоми, чтобы мучить её как можно сильнее и болезненнее, было то, что Наоми не могла покидать это место.
Она не знала, почему это было так — но так было с того самого дня, когда она проснулась наутро после своего убийства. Она вспомнила, как впервые увидела своё призрачное отражение в зеркале. Именно в тот момент Наоми поняла, что мертва, и впервые осознала, чем она стала.
