— А я почем знаю? — ответила Фабиана. — У меня вон клиентов куча. Некогда смотреть по сторонам.
Она увидела, что крепыша ответ устроил. Сейчас ему было не до вопросов и ответов, глаза нашарили смелое декольте Фабианы и прилипли к нему. Но Корасау, равнодушного к ее прелестям, ответ не понравился. Насколько она знала, женщинами он никогда не интересовался, в отличие от детей…
— Я своими глазами видел, что сюда вошла девочка с куклой. — Он делал акцент на каждом слове. — Лет десяти, зовут Элли. Элли, как колокольчик!
— Если ты видел, тогда ты и должен знать, где она. А я понятия не имею. Мне хватает своих сестер.
— Ладно, — примирительно сказал Бычок, оторвавшись наконец от груди Фабианы. Посмотрел ей в лицо, она ему игриво улыбнулась.
— Ладно, пошли. — Бычок взял Корасау за плечо. — Может, она на улице. Поищем на улице. Если ты не наврал.
Корасау рывком выдернул плечо из ручищи мулата.
— Я не наврал! — заорал он, затрясшись.
Он снова повернулся к Фабиане, но глядел почему-то на барную стойку.
— Говоришь, не имеешь понятия? — спросил Корасау, вытирая платком и без того сухие губы. — А может, имеешь? Может, говорить не хочешь?
Фабиана подавила тугой ком в горле.
— Я работаю здесь, не разгибая спины, — холодно ответила она, — и даже не замечаю, когда за окнами наступает вечер. Я должна обслужить клиентов, а все остальное меня волнует так же, как государственный переворот в какой-нибудь Африке. Может, девочка и заходила, когда я была на кухне. Я не видела. Но даже если бы видела, то сказала бы ему… — Она показала подносом на Бычка. — А не тебе, больному ублюдку.
При последних словах с губ сорвались брызги слюны и попали в лицо Корасау. Тот вздрогнул, захлопал глазами, затрясся. В руке снова возник платок, разукрашенный цветочками. Корасау принялся яростно стирать с лица чужих микробов. Наблюдая за этим, Фабиана почувствовала удовлетворение.
— Ты тратишь мое время, — устало сказал Бычок своему спутнику, — а значит, и время моего босса.
— Еще две секунды, — ответил ему Корасау.
Он стер с лица невидимые капли. Грудь тяжело вздымалась, словно после долгой пробежки. Прищуренный взгляд оторвался от барной стойки и уперся в Фабиану. Корасау улыбнулся ей гадючьей улыбкой, от которой девушке стало не по себе.
— Ты очень хочешь, чтобы мы ушли, — прошипел он. Губы тряслись от ярости. — Ждешь не дождешься. И мы уйдем, Корасау тебе это обещает. Только имей в виду, что, пока ты работаешь в кафе, твои сестры гуляют одни в фавеле.
Ком снова встал в горле. Встал намертво.
— Чем они, сладенькие, занимаются, пока ты здесь? — продолжал Корасау. — Играют в салочки? Или в прятки? Не страшно оставлять их без присмотра, ведь столько детей пропадает на улицах! Это так ужасно, когда с твоими близкими что-то случается, правда? Не дай бог, пропадет чья-то дочь или сестренка… А если две пропадут? Или три? Что ты будешь после этого чувствовать, Фабиана?
В глазах защипало. Ей пришлось заткнуть слезинку кончиком пальца, чтобы не потекла тушь. Жест был настолько красноречивым, что Корасау довольно улыбнулся. Его слова попали в яблочко.
— Ты наверняка будешь думать: ах, это я сама во всем виновата! Я не сказала Фернею Корасау правду, когда это можно было сделать, а теперь мои сестры исчезли! Где они? Что с ними?
Она ощутила, что с трудом держится на ногах.
— Ты ведь не хочешь, чтобы так произошло, Фабиана? Не хочешь, верно?
— Ублюдок! — Тушь уже чертила дорожки по ее щекам.
— Куда подевалась девочка? Ты ведь знаешь, где она.
— Я ничего не скажу!
Бычок оживился.
— Такты видела девочку? — спросил он, взяв ее за локоть. Пальцы у него были железными. — Говори немедленно. Пли я тебе руку сломаю.
Фабиана зарыдала. Хозяин кафе стыдливо опустил глаза.
— Где ты видела девчонку? — Бычок сильно сжал пальцы.
— Говори правду, — встрял Корасау. — Правду говори.
Она не могла остановить слезы. И слова тоже. Они хлынули из нее вместе со слезами.
— Она маленькая девочка, она никому ничего не сделала!
— Где? — не унимался Бычок. По его смуглому лицу катились крупные капли пота.
— Она ушла.
— Куда?
— На улицу Сан-Клементе.
Бычок с раздражением отбросил ее локоть. Девушка споткнулась и плюхнулась на попку. Слезы и тушь залили щеки, а Фабиана сидела на полу и плакала. Пусть она и ухаживала за тремя сестрами, пусть считала себя взрослой, но ей было всего-навсего пятнадцать лет.
Корасау и Бычок обошли рыдающую на полу официантку и направились к выходу. На устах Корасау играла гадючья улыбка. Глядя на Фабиану, он поцеловал воздух:
— Передай это своим сестренкам, сладенькая. Мечтаю с ними познакомиться!
Хозяина кафе трясло от страха.
— Как ты могла им врать! — разъяренно прошипел он из-за стойки. — Ты знаешь, что теперь будет?
Внезапно слезы отпустили Фабиану. Ни с того ни с сего она заговорила вслед уходящим головорезам.
— Это непростая девочка! — сказала она. — Очень непростая! Вы себе зубы обломаете, пытаясь разгрызть этот орешек!
— Мы разберемся, — промяукал Корасау, обернувшись. — Не забудь передать от меня привет сестренкам!
Он вышел на улицу.
— Ее окружают знаки! — выкрикнула Фабиана. — Ее охраняют!
Бычок выходил из дверей последним. Услышав ее слова, он напрягся, пальцы потянулись к майке, под которой на груди пряталось распятие. Фабиана подумала, что мулат подозревал о чем-то подобном. Он догадывался, что имеет дело с необычной девочкой.
11
На улицу Сан-Клементе автобус привез Элл и через длиннющий тоннель, проходящий под грядой холмов, что делили город на Северную и Южную части. Это была ее первая самостоятельная поездка на автобусе. Дождавшись на остановке нужного номера, она вошла в задние двери, купила у контролера билет за полтора реала, миновала турникет и выбрала одно из кресел в пустом салоне. Во время поездки Элл и умудрилась задремать, уткнувшись лбом в стекло, и только объявление водителя не позволило пропустить нужную остановку.
Вдоль улицы Сан-Клементе стояли небоскребы, над которыми нависала гряда холмов, поросшая тропическими лесами. Вдалеке блестела вода залива Ботафогу. Элли решила не смотреть по сторонам. Оставив холмы слева, как учила Фабиана, девочка зашагала по улице, считая перекрестки. На город опускался вечер, вдоль дорог зажглись фонари. Чем больше перекрестков Элли оставляла за спиной, тем быстрее таяла ее решительность.
Как она посмеет войти на виллу? Как? Ведь девочку там никто не знает. Ее сразу прогонят взашей. А не прогонят, то она сама умрет от страха, едва переступив чужой порог. Но даже если случится чудо и она выживет — как, как, как просить дону Флоресту о помощи? Скорее всего, ничего не получится. Ничего не выйдет, кроме неприятностей. Так не лучше ли вообще не ходить на виллу?
