Все закрыто. Везде темно. Пусто. На дороге поваленные деревья. Помятые автомобили. Фабиана чувствовала себя как единственный человек, выживший в мировой катастрофе, которая уничтожила все человечество.
"Если будет продолжаться в том же духе, река выйдет из берегов и затопит шоссе... Значит, визит к зубному отменится. Класс!"
Одной этой мысли было достаточно, чтобы в тело вернулось немного тепла и поднялось настроение.
"А если у меня подскочит температура... — сказала она себе, пытаясь поплотнее запахнуть куртку. — Полный кайф. Сидишь себе дома. Тихомирно. MTV. Шарин готовит обед... И Эсме не достает". Эсме не любит приходить домой к Фабиане. Говорит, у них идеальный порядок, а "где чересчур много порядка, там, по-моему, не все дома". По ее мнению, семья Понтичелли та самая классическая "идеальная семья", в которой муж в один прекрасный день возвращается с работы и убивает всех домочадцев, после чего пускает себе пулю в лоб.
"Она запросто выкладывает мне все, что ей только взбредет в голову"
Наверное, надо поменьше с ней общаться. Хоть какое-то время. Она стала просто невыносимой. Маленький диктатор. Чтобы подружиться с ней, Фабиана перевернула всю свою жизнь. Потому что, если ты с Эсмеральдой Гуэррой, то или делаешь, чего хочет она, или тебя не существует. Ради дружбы с ней она перестала видеться с Анной и Алессандрой.
"Может, они и лузерши, но мне с ними было весело".
И потом, она буквально швырнула Фабиану в объятия Теккена.
Эсмеральда переспала с ним пару раз и настаивала, чтобы ее подруга сделала то же самое. Уверяла, что секс был роскошный, что у нее было три оргазма подряд, словно она трахалась с тысячей парней. Но если это был такой уж рай, почему она вдруг перестала с ним спать?
Просто-напросто Теккен был так же романтичен, как свинья в навозе. Он отымел Эсмеральду — и спасибо, до свиданья. Ей, конечно, было до слез обидно. Вот почему она хотела, чтобы Фабиана тоже переспала с ним. Так, по крайней мере, они на пару будут лишены девственности и посланы в задницу.
Единственный раз, когда у Фабианы было свидание с Теккеном, они отправились в кино, и он ее всю облапал. Возвращаясь домой, они заехали в городской парк, он гордо достал свой вставший член и практически заставил ее дрочить ему в двадцати метрах от газетного киоска. Не пригрози она закричать, он бы трахнул ее прямо в парке, на глазах у всех.
От оглушительного тарахтенья дырявого глушителя она подскочила в седле. Фабиана обернулась и увидела на полосе обгона человека в желтой клеенчатой куртке и шлеме-интеграле в седле старого зеленого "боксера".
"Значит, я не одна на белом свете. Этот мотороллер я уже видела..."
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы связать его в памяти с бомжеватого вида дядькой, который ходит, как будто танцует брейк-данс и которого она часто видела с отцом Кристиано.
И куда его понесло в такое ненастье?
79.
Невероятно!
Быть этого не могло!
Та самая блондинка, копия Рамоны!
Он узнал ее мотороллер. Желтую наклейку. Шлем.
Как она оказалась на улице в такую мокрядь?
Но это была она, и насквозь промокшая.
Перед глазами Четыресыра всплыла сцена, увиденная летним вечером в парке: она стоит и сжимает в руке...
"Вверх-вниз. Вверх..."
Зрелище девчонки, сжимающей в руках причиндал мотоциклиста, ослепило его и исторгло у него из груди стон. Дрожь наслаждения поднялась по спине, перескакивая с позвонка на позвонок, и Четыресыра внезапно ощутил, как руки и ноги обмякли, словно щупальца медузы; чтобы удержаться в седле, ему пришлось крепко вцепиться в руль.
"Рамона выходит из дома и с улыбкой говорит леснику: "Доставай-ка шершавого, порезвимся!"
"Вверх-вниз, вверх..."
Четыресыра почувствовал, как кровь закипает у него в ушах, во внутренностях, между ног.
Он принялся колотить себя по бедру, потом просунул руку под дождевик и впился ногтями в бок.
— Шлюха. Грязная шлюха, — промычал он под шлемом. — Почему? Почему тебе нравится вытворять такое? Почему ты не оставишь меня в покое?
Она делала это ему назло. Чтобы ему было плохо.
"Вперед! Останови ее. — Голос лесника Боба звучал властно и решительно. — Ну же, чего ты ждешь?"
"Я не могу"
"Второго раза не будет. Ты хоть понимаешь, как тебе подфартило? Она с радостью сделает это тебе".
"Неправда".
"Правда".
"Я не могу У меня не получится"
"Эх ты, жалкий придурок, кретин, идиот..."
Четыресыра закрыл глаза, стараясь не слушать Боба. Он дышал ртом, стекло забрала изнутри запотело.
"У нее будут холодные мокрые руки. И она улыбнется".
"Нет. Не могу... Вдруг она не захочет?"
"Еще как захочет. Давай сделаем так. Если она поедет по окружной, значит, она не хочет. А если свернет на дорогу, идущую лесом, тогда ты больше не сможешь отнекиваться..."
Резонно. Идущая лесом дорога была совсем пустынна. Если она не хочет, чтобы ее остановили, она ни за что по ней не поедет, а если вдруг она все же свернет, значит, что...
"Молодец! Наконец-то до тебя дошло"
... что она этого хочет, и тогда он ее остановит.
Он пока не знал как, но он ее остановит.
80.
Бомж катил следом за ней по встречной полосе с такой же скоростью, как у нее. Вдруг Фабиана Понтичелли увидела, как он бьет себя кулаком по ноге.
Лучше прибавить газу.
На этой развалюхе у него мало шансов за ней угнаться.
Фабиана повернула ручку газа и стала постепенно отрываться от него.
Надо быть осторожной, если на такой скорости встретится выбоина, не будет времени затормозить. Он глянула в зеркало заднего вида.
"Боксер" все еще маячил позади, но дистанция увеличилась.
Фабиана перевела дух и только тогда осознала, что с той минуты, как этот тип материализовался рядом с ней на дороге, она практически не дышала.
81.
В конце концов сон одолел всю семью Дзена.
Кристиано сдался после отчаянной борьбы с дремотой, пытаясь досидеть до прихода Данило и Четыресыра. Этажом ниже перед включенным телевизором храпел Рино.
82.
Беппе Трекка, с тремя таблетками ксанакса и полбутылкой дынной водки в желудке, тоже похрапывал, уткнувшись лбом в формочки из китайского ресторана.
83.
— Я кого хочешь мог позвать на это дело, дорогой мой Рино Дзена. Кем ты себя возомнил? Ты что, думаешь, на тебе свет клином сошелся? И что ты там сказал? "Нам надо поговорить!" О чем, чтоб тебя, мы должны говорить? Тебя кто-нибудь назначал главным? Покуда не будет доказано обратное, главный — я. Знаешь, сколько народу получше тебя я мог найти, если б хотел? — Данило Апреа вещал, почти крича и бурно жестикулируя. — Кто придумал план? И кто все подготовил? Кто месяц торчал перед банком, изучая все детали? Кто нашел трактор? Я! Я! И еще раз я! Все сделал я! Я сделаю вас богатыми. Я... — обращался он к дивану, словно там сидели Рино и Четыресыра. — Давайте уж говорить все, как есть! Начистоту! Мне должно было причитаться пятьдесят процентов, а вам по двадцать пять. Так было бы по справедливости. Но мое врожденное благородство, мое великодушие... — Он поглядел на стоявшую на столе бутылку граппы. Надо было еще отхлебнуть. Он поднял бутылку.
