Она даже не поняла, что случилось. Решив, что поскользнулась, Фабиана попыталась встать на ноги, но поняла, — что-то мешает подняться.
Когда она увидала темную руку вокруг своей лодыжки, сердце, как пожарный гидрант, взорвалось у нее в груди и из нее вырвался придушенный вскрик.
"Это ловушка! Никакой аварии не было!"
Фабиана попыталась вырваться, но страх сдавил ей грудную клетку. Задыхаясь, она попробовала опереться на руки, отползти в сторону, но только ободрала об асфальт ладони и локти. Тогда она начала отбрыкиваться свободной ногой. Лягнула бомжа по плечам и по шлему, но безрезультатно — тот лежал себе на земле, крепко обвив рукой ее лодыжку, колотить его было все равно что мешок с картошкой, и он, гад такой, не думал ее отпускать.
"Ударь его по пальцам".
Так она и сделала.
Один, два, три раза — и наконец Фабиана почувствовала, что хватка ослабла. Еще один удар по его длинным пальцам — и она свободна.
Она вскочила, но мужчина навалился на нее всем своим весом, стиснув ее бедра, как регбист свой мяч, и она снова полетела на землю.
Тогда Фабиана принялась извиваться, как в эпилептическом припадке, визжать, размахивать кулаками, но большая часть ударов пришлась по воздуху или по шлему, не причинив бомжу никакого вреда.
— Отпусти меня, козел, отпусти!
— Нет, не кричи! Не кричи, прошу тебя! Я ничего тебе не сделаю! — Ей показалось, что она слышит доносящийся из-под шлема приглушенный голос человека.
— Отпусти меня, дерьмо собачье! — Фабиана огляделась. Эх, если бы у нее в руках была палка или камень, хоть что-нибудь, но вокруг был только голый асфальт. Тогда она изогнулась и изо всех сил потянулась в сторону валяющегося поперек дороги "боксера".
Упираясь локтями, она доползла до него и ухватилась за зеркало заднего вида, попыталась подтянуться, чтобы вырваться из тисков, но тут зеркало отломилось вместе с ножкой.
Фабиана развернулась и вонзила его бомжу прямо в плечо.
Взвыв, он залепил ей локтем по носу. Хрящ носовой перегородки переломился с сухим треском; в первый момент от прилива адреналина она ничего не почувствовала, но шея отклонилась назад с неприятным хрустом, и из ноздрей, смешиваясь со слезами и дождем, потекла вязкая жидкость.
Фабиана широко раскрыла рот и стала сплевывать текущую рекой кровь, силясь набрать в легкие воздух.
99.
"Что ты наделал?"
"Клянусь, я не хотел сделать ей больно..."
Стоя на коленях, Четыресыра выдернул из плеча зеркало и бросил его на землю.
От боли у него помутилось в глазах, а когда зрение вернулось, он увидел маску ужаса на лице Рамоны, хрипевшей, ловившей ртом воздух и сплевывавшей хлеставшую ручьем кровь.
Он хотел снять шлем, но потом...
"Она не должна увидеть твое лицо"
... передумал. Он достал из кармана фонарик и, включив его, направил свет на нее.
"Плохо дело. Она не дышит".
— Подожди... Я тебе помогу...
Рамона лежала скрючившись, но, едва он коснулся ее, приподнялась и, согнувшись пополам, стала раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь вздохнуть. В горле у нее жутко булькало.
Четыресыра просунул руки под шлем и прикусил себе пальцы.
100.
Она была ввергнута во мрак и умирала.
Если легкие не заработают, она умрет от удушья, в этом она не сомневалась.
Фабиана Понтичелли была еще в состоянии мыслить и понимала, что должна успокоиться, потому что чем больше она волнуется, тем больше сжигает кислорода. Она застыла с раскрытым ртом, надеясь, что чудо вернет в строй ее легкие. И чудо, которое было вовсе не чудо, а ее парализованная на время диафрагма, произошло, грудная клетка вновь начала сама собой расширяться и сжиматься, безо всяких усилий с ее стороны.
Тонкую струйку ледяного воздуха всосало в трахею и оттуда, через бронхи, в сжатые легкие, как будто открыли вакуумную упаковку с кофе.
Фабиана начала сплевывать, лихорадочно дышать и откашливаться, не обращая внимания на слепящий свет и на фигуру стоявшего за ним человека.
Окружающие звуки смешались в сплошной гул, а в голове у нее, как ей казалось, гудел реактивный двигатель, но сквозь шум она все равно слышала, как человек твердит, как заезженная пластинка:
— Прости меня, пожалуйста! Я не хотел сделать тебе больно! Прости, дай посмотреть, что с тобой!
"Он приближается"
Фабиана поднялась и попыталась бежать, но стоило ей повернуть голову, как ее пронзила жгучая боль, словно между ключицей и шеей воткнули острый клинок. Зажмурившись, она заковыляла на середину проезжей части, размахивая рукой в надежде, что кто-нибудь проедет мимо.
Сейчас! Сейчас должен появиться спаситель. Это идеальный момент. Он должен выйти из машины, выстрелить в живот этому сукину сыну, и тогда она сможет спокойно терять сознание.
101.
Четыресыра наблюдал, как Рамона пытается двигаться, скрючившись и подняв руку, как будто хочет остановить такси, но, сделав несколько шагов, она споткнулась о свой "скарабео" и растянулась на земле, как Койот Вилли
[34]
.
Ай-ай, бедняжка, наверное, сильно ушиблась.
Но он уже перестал что-либо соображать. С одной стороны, ее было ужасно жалко, но с другой — он испытывал удовольствие, видя ее мучения. Странное ощущение. Он чувствовал себя львом, готовым сразиться с кем угодно. Член начал твердеть, давя ему на живот.
Прижав руку к пораненному плечу, он подошел к девушке, которая так и лежала, распластавшись на земле и шевеля ногами и головой, как бледная водяная ящерица.
102.
Фабиана Понтичелли не увидела лежащего перед ней мотороллера, споткнулась об него и упала.
Похоже, она вывихнула руку. Ту самую руку, которую она вывихнула, когда они ездили кататься на горных лыжах в Трентино. Отец тысячу раз говорил, что надо сделать операцию, "а иначе зачем я плачу страховку от несчастных случаев? Простейшая операция, пара дней — и ты снова в порядке. Если не прооперировать, ты рискуешь вывихнуть ее опять в самый неподходящий момент"
"Непод... ходящ... мо... мент", — крутилось у нее в мозгу, пока она пыталась подняться на ноги.
Боль в плече была на порядок сильнее боли в носу. Электрический ток пробежал по мышцам руки и плеча, свивая их в жгут.
"Почему я не теряю сознание?"
"Потому что ты должна вправить руку".
Сдерживая приступ рвоты, она взялась левой рукой за правую, прямо под мышкой, и потянула.
