– И тебе то же будет, красная сволочь!
К Габору подскочил маленький офицер с цыганским смуглым лицом. Оскалив зубы, он поднял костлявый кулак, но в эту минуту вошел обер-лейтенант, застегивая кобуру револьвера.
– Позвольте, господа, разрешите мне, – сказал он, тяжело дыша и стараясь подавить возбуждение, принесенное им со двора. Он сел и знаком велел Габору приблизиться.
– Словом, ты в этом деле участвовал. С тобой были еще два мадьяра и три немца.
– Я там не был, господин обер-лейтенант.
– Фамилии этих двух венгерцев?
– Я не знаю, господин обер-лейтенант. Я тогда работал на фабрике, и мне это рассказывали другие.
– Как они рассказывали? Имена бывших там знаешь?
– Не знаю. Имен не называли.
– Ну-ка вспомни, кто тебе рассказывал!
– Какой-то Йожеф Соке из шестьдесят восьмого, я помню, рассказывал. Но он умер.
– Где он умер?
– Казаки его расстреляли.
– Где?
– После боя с красными.
– Ты с ним служил в одной части?
– Нет, господин обер-лейтенант, я с ним не служил. Я служил только в Самаре, вместе с господином фельдфебелем.
– Это мы знаем… Ну, что же он рассказывал, этот Йожеф Соке?
– Он говорил так: в этот дом вошла кучка народу, и русский комиссар велел позвать царя вниз.
– Его величество! Скотина!
– Так точно, его величество царя.
– Кто его вызвал?
– Русский комиссар.
– Жид?
– Я не знаю, кто он был.
– Ну, дальше!
– Вызвал его величество царя, чтобы он сошел с верхнего этажа вниз. Жена не пускала царя. Долго возились, потом, наконец, пришли вдвоем, а потом все…
– Сколько было всех?
– Десять человек.
– Кто?
– Его величество царь, его жена, дочери, слуга, какой-то генерал, потом матрос и мальчик.
– Ну?
– Они пришли. Тогда комиссар говорит: «Есть приказ…»
Обер-лейтенант прервал Габора, ударив его хлыстом по лицу:
– Словом, ты подтверждаешь, что царя расстреляли мадьяры.
– Это неверно, господин обер-лейтенант. Там было больше русских, но были и венгерцы.
– Назови фамилии, мерзавец. Кто был еще, кроме тебя?
Габор молчал.
– Ну, что было дальше?
– Потом их всех положили на грузовик, вывезли за город и сожгли.
– Сожгли!..
Маленький смуглый офицер подошел к обер-лейтенанту и оживленно заговорил вполголоса, что-то предлагая ему. Обер-лейтенант кивнул головой в знак согласия и взглянул на Габора:
– Сожгли! И ты тоже сжигал?
– Я – нет! Я там не был, господин обер-лейтенант.
– Ну, рассказывай дальше!
– Больше я ничего не знаю.
– Иди сюда!
Габор подошел к офицеру. От обер-лейтенанта пахло спиртом и табаком. Он поднял хлыст и несколько раз подряд ударил Габора. Он бил сидя, так что удары не были сильны и приходились по одежде. Но от последнего удара в лицо Габор отшатнулся. Приклад жандарма толкнул его в спину обратно.
Обер-лейтенант, не отрывая глаз от Габора, спросил:
– В чем его сожгли?
– Говорят, в спирте его сожгли, – сказал Габор, плохо соображая, что говорит. Он устал, у него горело лицо, ломило спину, мысли путались.
– В спирте?
– Так точно.
Маленький офицер визгливо крикнул:
– Санитар! Спирту!
– Слушаюсь! – ответил санитар и исчез.
– Сож-гли в спир-те? – раздельным шепотом переспросил обер-лейтенант.
– Да, господин обер-лейтенант.
– Тот! Вы тоже о спирте говорили?
– Никак нет! Я говорил о соляной кислоте. Он именно так и рассказывал, – ответил фельдфебель.
– Соляная кислота? А у нас есть соляная кислота?
– К сожалению, нет, – ответил кто-то.
Габор чувствовал только боль от побоев и думал о том, что допрос еще не скоро кончится.
– Ну, так фамилий остальных ты не знаешь?
– Не знаю, господин обер-лейтенант.
– Почему врал, что спирт?
– Я не знаю, господин обер-лейтенант. Может быть, спирт, а может быть, соляная кислота.
– Соляная, говоришь! – яростно заревел офицер и из всей силы хлестнул Габора. Габор инстинктивно заслонил лицо рукой, и хлыст обвился вокруг кисти. Обер-лейтенант сердито рванул хлыст. Габор пошатнулся и упал. Офицер вскочил и стал бить Габора ногами. Шпоры звенели в ушах, но удары как-то тупо доходили до сознания истязуемого. Жандармы подняли Габора.
– Обойдемся и денатуратом, – сказал Тот.
– Кого ты расстрелял, мерзавец?
– Правда, что царя кастрировали? – спросил маленький офицер.
– Не знаю, такого не слышал.
– Кастрировали! – уверенно сказал Тот.
– Как это было, рассказывай.
– Нe знаю, господин фельдфебель лучше знает.
Санитар принес длинную плоскую жестянку со спиртом.
Два жандарма положили карабины и схватили Габора. Габор не сопротивлялся, но они били его, точно он рвался из их рук. Его подвели к обер-лейтенанту. Офицер плевал ему в лицо и в исступлении кричал:
– Мерзкий хам! Большевик, негодяй! Как ты смел расстрелять царя? Как ты смел, красная свинья?!
Жандармы начали связывать Габора.
– Не так! Руки вяжите вдоль тела! – командовал обер-лейтенант. – Сделайте из него куль! Вот так!
Кости Габора хрустели. Он молчал, стиснув зубы, но ясно понимал, что будет.
«Это конец! Конец!» И все-таки мелькала безумная надежда: «А может быть, только помучают… и отпустят».
По его спине прошел холод, в сыром воздухе разнесся запах денатурата. Струя хлестнула в лицо, обжигая глаза. Спирт заморозил кожу.
«Что будет? Что будет? – спрашивал себя Габор, хотя уже отлично понимал, что будет. Когда же пламя охватило его, он резко вскрикнул, рванулся вперед и упал на жандарма. Жандарм ударил его винтовкой. Огонь жег Габора. Запах жженого волоса напомнил ему кузницы, где подковывают лошадей. Боль становилась нестерпимой. Свободными кистями рук он рвал на себе горящую одежду и задыхался.
– Потушите меня, потушите! – умоляюще кричал он.
– Скажи фамилии остальных, собака!
