Ее зрачки расширились от гнева, глаза потемнели и казались огромными.
— Ты что, не мог постоять и подождать, пока я отвечу?
— Я постоял, а ты не отвечала, — невозмутимым тоном объяснил он. — Поэтому и вошел.
— Ну хорошо, а сейчас поворачивайся и уходи. Не зная, как еще выразить свое возмущение, она вдруг, неожиданно не только для него, но и для себя самой, зачерпнула ладонями пенной воды и плеснула на него.
Грудь его рубашки мгновенно потемнела. Мишель в оцепенении скользнула взглядом по сползавшим вниз клочьям пены, потом подняла глаза на его лицо. И того, что увидела в его взгляде, Мишель испугалась еще больше.
В нем было откровенное, страстное желание. На мгновение ей подумалось, что он сейчас наклонится, вытащит ее из ванны…
К горлу подступил комок, и несколько секунд, казавшихся вечностью, она не могла вымолвить ни слова.
— Сам виноват, — с трудом пробормотала она наконец.
— Это что, извинение? — с ехидцей спросил Никос.
— Объяснение.
Его глаза блеснули.
— Давай, спускай воду и вылезай.
Мишель не двинулась с места.
— А ты будешь тут? Ни за что!
Никос взял с полки большое банное полотенце и развернул, держа перед собой широко разведенными руками.
Он увидел, как ее глаза наполнились слезами и стали похожи на два озерца. Устремленный на него беспомощный взгляд подействовал на него сильнее всяких слов. У него сжалось сердце. Он молча положил полотенце на место, повернулся и вышел.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мишель проснулась неожиданно, словно ее что-то толкнуло, и несколько секунд не могла понять, где она. Сон как будто продолжался, но она готова была поклясться, что все это происходит на самом деле.
Охваченный яростью Джереми. Спокойный, суровый Никос. И она тоже там, но ее не видно, она бестелесный свидетель их поединка. Скрестились со звоном мечи, они яростно сражаются, то отступая и парируя удар противника, то бросаясь вперед… Потом вдруг наступает темнота, слышится жалостный вскрик, и все замолкает. Мишель старается выяснить, кто победитель, но его черты расплываются.
— Господи, Боже ты мой, — пробормотала Мишель, садясь и включая лампу. Комната осветилась, все было как обычно. Она провела пальцами по щекам — они были мокры от слез.
Мишель потерла их ладонями, встала с кровати, накинула на плечи халат и пошла на кухню. Электронные часы на микроволновке показывали один час пять минут.
Очень хотелось пить. Мишель достала из холодильника банку с водой, открыла ее с коротким щелчком и направилась в гостиную.
Было душно. Мишель торопливо подошла к широкой стеклянной двери, ведущей на террасу, и раскрыла ее настежь, словно надеясь, что свежий морской ветер прогонит прочь неприятности и заботы последних дней.
Она вышла на террасу, и в лицо повеяло прохладой. Пахнуло свежим соленым дыханием океана, она вдохнула всей грудью и застыла, глядя на уходящую вдаль полосу набережной.
Бесконечная цепочка фонарей, яркие вспышки неоновой рекламы, бесчисленные окна домов, изливающие свет на бегущие мимо машины, мигающие огоньки в темных громадах зданий, возвышающихся где-то там, у горизонта…
Все сияло и сверкало, и тем темнее и гуще казалось ночное небо, сливающееся на горизонте с водами океана.
Мишель поднесла банку к губам и сделала жадный глоток. Легкий ветерок пошевелил волосы, забрался под халат.
Она простояла так минут десять, может, и все двадцать. Наконец, вздохнув, пошла обратно к двери — и оцепенело остановилась, увидев посреди гостиной высокую мужскую фигуру, темную на фоне падающего из прихожей света.
Это не мог быть никто иной, кроме Никоса, но на какую-то долю мгновения она не узнала его, и мысли ее судорожно заметались.
— Ты давно здесь стоишь? — Неужели это она говорит таким тонким и слабым голоском?
— Несколько минут, — бесстрастно ответил Никос.
Он был бос, на нем не было ничего, кроме повязанного па бедрах полотенца. Мишель стало неловко, что она забыла дать ему на ночь что-нибудь из одежды.
— Я проснулся где-то полчаса назад и увидел, что горит свет в прихожей.
— И решил проверить, в чем дело, да?
Она старалась казаться бодрой и уверенной, но как же она робела на самом деле, какой растерянной себя чувствовала.
В какой-то миг она чуть не бросилась к нему, чтобы найти, наконец, успокоение в его теплых объятиях. Но нет, такой глупости она себе позволить не может.
— Я не хотел тебя испугать.
Ему что, не спалось? Или у него очень чуткий сон и он просыпается при малейшем шуме? Лицо его было в тени, и она не видела его выражения.
Все ее чувства были обострены до предела, казалось, каждая клеточка тела изнывает в ожидании, когда же он коснется ее, сердце стучало как бешеное.
«Беги отсюда, сию же минуту», — приказал внутренний голос. Однако ноги не желали слушаться разумных приказов. Сладкое томление тела, все усиливаясь, превратилось в жгучее, словно пламя, желание, она слышала свое поверхностное, прерывистое дыхание и ощущала биение пульса в ямочке у горла.
Никос, пристально, неотрывно глядя на нее немигающими глазами, не произнося ни слова, шагнул к ней. Мишель смотрела на него, словно зачарованная, не в силах отвести взгляд.
Он подошел совсем близко, сжал ее плечо одной рукой, а другой распустил тяжелый узел волос и, когда они рассыпались по плечам, провел по ним пальцами, будто гребнем, и заправил несколько прядей ей за ухо.
Она стояла словно в полузабытьи. Но вот его губы скользнули по ее волосам и замерли у виска. Помимо своей воли она обхватила его руками и прильнула к нему всем телом. Ей не хотелось больше думать, хотелось только чувствовать, раствориться в ощущениях, уйти туда, где были лишь этот миг, этот мужчина и страсть.
Она подняла голову, обратив к нему лицо, и замерла, прислушиваясь, как он часто-часто целует ее щеку, все ниже, ниже, и вот его губы находят ее рот, на миг замирают — о, это мучительное промедление! — потом кончик его языка осторожно, неторопливо, словно нащупывая путь, касается ее нижней губы, прежде чем уверенно, но медленно, слишком медленно, двинуться дальше.
Нет, ей этого недостаточно, она хочет большего, и ее рот раскрывается ему навстречу, а голова судорожно запрокидывается в новом приливе страсти.
Он наклоняется ниже, его рука скользит вверх по ее бедру и вдруг резко прижимает ее к себе, она чувствует его желание, и от этого ей становится еще нестерпимее ждать, ждать…
— Хватайся за мою шею, — шепчет Никос, и Мишель повинуется, у нее перехватывает дыхание, когда он подбрасывает ее, и она обхватывает его ногами.
