— Я его встретила, и он меня узнал…
— Узнал!!! — Луи, как с цепи сорвавшись, схватил женщину за плечи и начал бешено трясти. — Узнал! Не смей больше никуда ходить! Никуда и никогда! Я запрещаю тебе!!! Запрещаю!!! Слышишь!!!
Гвенда, давя улыбку, потянула открывшего было рот Рыгора за полу полушубка, и беломостцы тихонько пошли к лесу. На опушке они оглянулись — два темных силуэта на белом снегу слились в один…
2230 год от В.И.
10-й день месяца Агнца.
Убежище
Прозрачная холодная росинка сорвалась с тонкой ветки и маленьким бриллиантом упала в подставленную ладонь. Нанниэль повернула руку, ловя каплей пробившийся сквозь ясную чистую зелень солнечный луч. Весна в Убежище, куда более ранняя, чем за пределами острова, всегда была томной и изысканной. Ничего яркого, излишне пестрого. Цветы, белые или нежных пастельных расцветок, изливали тонкий аромат. Мелодично звенели многочисленные ручьи и роднички, над которыми кружились прозрачные стрекозы, на покрытых причудливой резьбой стенах плясали солнечные зайчики. Все было как всегда, словно никто и не покидал лунной предвесенней ночью зачарованного острова.
Водяная Лилия медленно прошла вдоль темного пруда. Серебристые ивы полоскали готовые зазеленеть ветви в черной воде, мраморная девушка поправляла растрепавшиеся волосы, улыбаясь счастливо и просветленно. Она, Нанниэль, никогда так не улыбалась…
Каменная красавица будет вечно счастлива и любима, но создавший ее ныне одет в цвета Осени. И повинна в этом была ее дочь Эанке, а если быть до конца честной, то и она, Нанниэль, ибо это она внушила гордой и страстной девочке несбыточную мечту о власти. Потому что хотела уберечь дочь от того, через что прошла она — любя одного, принадлежать другому. Теперь она свободна. То, что Астен мертв, Водяная Лилия почувствовала сразу же, эльфийский свадебный обряд связывал двоих неразрывными магическими узами. А про гибель Эанке ей поведала ее собственная кровь.
Нанниэль не знала, как все произошло, но была уверена, что отец и дочь уничтожили друг друга. Она ненавидела мужа и боялась дочь, но с их смертью в душе образовалась пустота, которую было не заполнить. Убитая любовь оставляет кровоточащую рану, убитая ненависть — разочарование, убитая повседневность — холод и одиночество.
Нанниэль давно считала себя одинокой, но настоящую цену самому страшному из всех существовавших слов узнала после гибели нелюбимого мужа и жестокой дочери. Когда же Эмзар увел всех, кто хотел и мог сражаться, женщина и вовсе впала в какую-то летаргию. День шел за днем, бледные завитки, проросшие на месте гибели Тины, понемногу превращались в роскошные листы молодого папоротника, которые в самую короткую ночь в году покроются жаркими, сводящими с ума цветами, а осиротевшая Нанниэль тенью бродила по Убежищу, никого и ничего не замечая. И вот теперь капля росы, упавшая с зеленеющей березы, словно бы разбудила ее.
Нанниэль поняла, что ей пора. Убежище — это прошлое, которому она больше не принадлежит. Эта жизнь кончена, и ее место в том пугающем, грубом, кровавом мире, в который ушел сначала ее сын, а затем и Эмзар Снежное Крыло, ее единственная, вечная любовь. Она должна идти к нему. Сегодня. Немедленно.
2230 год от В.И.
10-й день месяца Иноходца.
Фронтера
Резестанты выступили на рассвете. Восемь с половиной тысяч человек в прекрасном настроении шли на северо-восток. Светило солнце, дул легкий ветерок, вдоль обочины дороги пробивались первые желтые цветы, и очень хотелось жить.
Луи ехал рядом с Рыгором, обещавшим в ближайшем будущем стать неплохим всадником. Гайда весело бежала впереди, помахивая пушистым хвостом. Поход начинался просто отлично, и внутри Луи все пело, было отчаянно, радостно и чуть боязно, как перед прыжком в воду или перед первым свиданием. К походу готовились всю зиму, и теперь предстояло выяснить на деле, сумели ли они превратить толпу разъяренных и неумелых крестьян в боеспособную армию.
Все не столь уж и обширные познания арцийского принца и здравый смысл и немалый опыт фронтерского войта пошли на то, чтобы обратить недостатки резестантов в достоинства. Оба предводителя прекрасно понимали, что весной за них возьмутся всерьез. Отсидеться по лесам не удастся — годоевцы примутся за уцелевшие деревни, наберут заложников, выжгут, вытопчут и загадят все, что можно. Да и не стоило браться за оружие, чтобы потом прятаться по углам. Оставалось одно — перенести действия на территорию противника, то есть в Таяну! И пусть тарскийцы с гоблинами до посинения стерегут Горду, резестанты пройдут через Тахену!
Луи и Рыгор знали, что в Таяне хозяйничают тарскийские ублюдки, а приграничные села опустошены. Хуже, чем есть, уже не будет. Если они пойдут туда, то не только закроют карателям путь во Фронтеру, но и оставят Михая без подкреплений. Но вот как при этом уцелеть и нанести ощутимый вред противнику? Луи располагал двумя с лишним сотнями обстрелянных и умелых воинов, а после успешного нападения на тарскийский обоз у них появилось какое-то количество легких пушек, но большинство армии составляли вчерашние крестьяне, и делать из них солдат было некогда, да и амуниции и оружия не хватало. Ко всему южная Таяна представляла собой холмистую степь, перемежаемую небольшими перелесками и мелкими речонками, где укрыться не было никакой возможности. Правда, за Геланью шли дремучие леса, но там резестантам делать было нечего — основные силы тарскийцев располагались недалеко от Гремихи, и, возможно, именно там устроили то капище, о котором говорил Куи.
Капище желательно было разрушить. Луи и Рыгор подозревали, что «рогатые» прекратили шастать по Фронтере именно потому, что стали отправлять свои мерзкие обряды в одном месте и что именно там и сгинули обитатели таянских деревень и городков. Это подлое место нужно было еще найти, и надеяться на помощь Прашинко и Кэриуна не приходилось — Таяна была для них отравлена, а власть Сумеречной кончалась у болот, так что рассчитывать приходилось лишь на себя. Но если они не оттянут на себя резервы Годоя и не разрушат проклятый храм, Рене и Феликсу несдобровать. Да и самих повстанцев не оставят в покое, слишком много неприятностей они причинили узурпатору. Что ж, каждый должен делать то, что может, а фронтерские резестанты могли незаметно проникнуть в Таяну и поднять там немалый шум.
То, что родилось в головах Луи и Рыгора, безусловно, повергло бы в ужас любого ученого стратега, но атамана и принца сие не заботило. Главное, чтобы их детище помогло отбить в степи атаку регулярных тарскийских и гоблинских частей. Нужно было обороняться от превосходящих сил противника и при этом не стоять на одном месте? Но крепость строить некогда, да и с собой ее не увезешь… А что увезешь?! То, что Луи нацарапал ножом на столешнице в том доме, где они зимовали, выглядело довольно дико, но Рыгор все понял с лету. Бывший войт сгреб принца в медвежьи объятия и помчался собирать плотников и кузнецов. Работа закипела, и теперь за Луи и Зимным по дороге тянулся невиданного вида обоз, состоявший из прочных повозок, запряженных четверками выносливых крестьянских лошадей. С двух сторон на цепях свешивались толстые дубовые доски, закрывавшие проход под повозками, на дне которых до поры до времени лежали здоровенные деревянные щиты, которые можно было установить и на самих повозках, и между ними. В довершение всего эти чудища — на некоторых из телег были установлены захваченные по осени пушки — были скреплены между собой длинными железными цепями.
