— Ваше Величество, — Цокаи был серьезен, — в Гелани бунт. Чернь бьет тарскийцев и жжет дома горожан, замеченных в верноподданнических чувствах к Его Величеству. Командир гарнизона просит помощи. В городе осталось слишком мало солдат. Я взял за смелость пригласить сюда гоблинских вождей.
Он сделал все правильно. Ей оставалось лишь формально подтвердить это решение, но именно этого Илана не могла сделать. Не могла, и все тут!
Нет, она не сомневалась в верности гоблинов и в том, что они железной поступью пройдут по улицам Гелани. Против них горожанам не выстоять. Но Илана все же принадлежала к роду Ямборов, гордившихся тем, что Гелань ни разу не была взята врагом. Но разве гоблины враги? Они союзники, а в городе бесчинствуют бунтовщики. И в старые годы в столице Гелани то и дело вспыхивали бунты — серебряный, масляный, дровяной… Били арцийских купцов, били в недобрые чумные времена медикусов, якобы не желающих остановить заразу, как-то разнесли по кирпичику дом эркарда, самочинно поднявшего свечной налог… И всегда бунты усмиряли, зачинщиков и просто попавшихся под руку колесовали, вешали, клеймили раскаленным железом… Правда, на памяти Ланки такого не было — король Марко был слишком сильным и умным правителем, чтоб позволить взбунтоваться жителям собственной столицы. А она, выходит, не умная и не сильная? Чего же она медлит!
— Ваше Величество, — второй из братьев Цокаи был слегка возбужден, — прибыл кардинал Тиберий.
— Пусть войдет, — как хорошо, что можно оттянуть решение, и потом, Церковь… Она должна сказать свое слово, это несправедливо, если гоблинов на Гелань спустит только она.
Тиберий вошел как-то боком, и Ланка отчего-то вспомнила, как в детстве Рене Аррой ей объяснял, как ходят крабы… Рене… Свидятся ли они хоть когда-нибудь? Принцесса выпрямилась в своем кресле.
— Ваше Высокопреосвященство, нам нужен Совет Церкви Единой и Единственной. Должны ли мы посылать в Гелань горные полки? Или, возможно, Церковь сможет остановить бунтовщиков святым Словом?
Вопрос был чисто риторическим. Если под словом «Церковь» подразумевался кардинал Тиберий, то он не мог бы внятно сказать «мама», не то чтобы остановить Словом бунт или тем паче усмирить Огонь и Воду…
Ланка обернулась. Господин Рунна куда-то исчез, из окна по-прежнему тянуло дымом, хорошо хоть колокола стали звонить пореже, видно, уши и головы горожан оказались не железными. Принцесса собралась с силами и произнесла недрогнувшим голосом:
— Не думаю, что наше вмешательство будет своевременным. Бунт уже разгорелся, и мы еще выясним, кто это допустил. Пока же следует выждать. Пусть эти купцы и повара остановятся, протрезвеют и ужаснутся делу рук своих. К этому времени вернется граф Варшани, и будет справедливо, если он сам исправит собственную оплошность. Нужно было оставить в городе достаточно солдат для предотвращения подобного, — Илана выдержала паузу и возвысила голос: — Горные полки остаются в Замке. Они нам нужны для настоящей войны. О, господин Рунна. Вы, как и ваши предшественники, всегда исчезаете и появляетесь неслышно. Для чего вы отлучались на этот раз?
— Для того, — бледный почтительно поклонился, — чтобы узнать весьма неприятную новость. Наши войска потерпели сокрушительное поражение от резестантов, на стороне которых, по утверждению немногих уцелевших, сражались гоблины. Мне весьма неприятно сообщать подобное известие, но армии графа Варшани не существует, а объединенная армия резестантов и гоблинов движется к Гелани, не встречая никакого сопротивления.
— Что ж, — Илана поднялась, — тогда прочие разговоры излишни. У нас есть лишь один выход. Запереться в Высоком Замке и ждать возвращения моего супруга. Успокойтесь, Ваше Высокопреосвященство, — дочь Марко с трудом сумела скрыть свое отвращение, — Вам ничего не грозит. Высокий Замок неприступен.
Эстель Оскора
Я стояла на смотровой площадке Герцогского Замка и смотрела на море, в котором затерялись ушедшие ночью корабли. Я знала, куда они ушли. После того как взбесившееся море слизнуло армию Марциала, руки Рене были развязаны. Правда, очень немногие знали, что пушки с Аденского вала были возвращены на корабли ДО того, как стихия столь властно вмешалась в войну смертных. Я подозревала, что здесь не обошлось без Гиба, но подозрение не есть уверенность, тем паче я сама скрывала слишком многое.
Флот ушел к устью Канна, откуда армия Мальвани и Феликса должна скрытно пройти к осажденной Кантиске. Сам же Рене вместе с Эмзаром намеревался пробраться в город. Адмиралу, видимо, было мало того, что уже выпало на его долю, ему нужно было еще и еще искушать судьбу. Рене вбил себе в голову, что Годой, узнав о том, что в Святом городе в Светлый Рассвет
[124]
состоится коронация короля Таяны, постарается ее сорвать и пойдет на штурм, а тем временем Мальвани ударит ему в спину. Я молила всех богов и святых, чтобы так и было, но мне было очень страшно за тех, кто ушел, и я была наедине со своими страхами. Говорить в Идаконе о возможных трудностях нельзя — маринеры, смелые до безрассудства, отличаются суеверностью, так что единственной моей утешительницей стала Белка, свято уверенная, что Рене размажет Годоя по стенам Святого города. Жизнерадостности дочки Шандера хватило бы на сотню человек, и я была ей за это очень благодарна.
Солнечный зайчик прыгнул мне в лицо, и я отвернулась. Не тут-то было, пятнышко слепящего солнечного света не отставало, я попробовала прикрыться ладонью, но оно с проворством таракана скользнуло под моей рукой и принялось плясать у меня на лице, норовя попасть в глаза. Более того, к нему присоединились другие, как светлые, так и темные. Сначала это меня взбесило — бесплотные зверята совсем обнаглели, но потом я задумалась. Мои маленькие приятели из света и тени никогда не позволяли себе подобных выходок. Неужели они хотят мне что-то сказать?
Я посмотрела туда, куда меня пытались развернуть, — ничего особенного: море и небольшая лодочка, уходящая в сторону Гверганды. Новая вспышка заставила меня обернуться. Теперь черные и белые пятнышки образовали дорожку, ведущую вниз. Подхлестываемая любопытством и, что скрывать, беспокойством, я пошла вниз. Поняв, что я уразумела, что от меня хотят, слепить меня прекратили и проводили до дверей в комнату Белки. Разумеется, она была не заперта. Я вошла. Дочка Шани никогда не считала нужным поддерживать у себя образцовый порядок, но подобный кавардак она могла устроить, лишь куда-то спешно собираясь. Куда? Я ничего не понимала. Преданный, который после отплытия Рене не отходил от меня ни на шаг, принюхался, коротко и взволнованно рыкнул и, тихонько схватив меня зубами за руку, потащил к двери. Его явно что-то беспокоило. Великие Братья! Куда могла подеваться эта разбойница?
Стражник у двери охотно объяснил, что девочка прибежала около оры назад, страшно взволнованная и сияющая, промчалась наверх и почти сразу же выскочила назад, одетая в парадное платье, и убежала в сторону порта. Я ничего не понимала, но происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Что делать, я не знала, но тут мне на глаза попался Ри. Сын Рене шел по двору, о чем-то оживленно беседуя с высоким маринером. Я бросилась к нему. Внешне совершенно не похожий на своего отца, Рене-младший быстротой ума явно удался в него, связав в уме исчезновение Белки, тревогу Преданного и лодку в море — про поднявших тревогу зверят я, естественно, ничего не рассказала.
