Выслушав Рэннока, горские вожди единодушно решили, что разговор нужен. Неожиданно вышла заминка с Кризой, заявившей, что будет сопровождать Рамиэрля. Вообще-то девушке влезать в мужские дела не пристало, но поскольку существовал молчаливый уговор, что во всем, что касается Кризы, последнее слово принадлежит Рамиэрлю, орка добилась своего и, ступая след в след за бардом, с бешено колотящимся от волнения сердцем подошла к Нижним воротам Высокого Замка.
Зная почти детскую впечатлительность гоблинов, скрывающуюся под внешней немногословностью и нарочитым безразличием к собственной судьбе, эльф постарался придать себе наиболее располагающий с точки зрения горцев вид. Именно поэтому он отказался от столь презираемых северными орками лошадей. В орлиной лапке, венчающей горский шлем эльфа, были зажаты принесенные им с Седого поля странные, похожие на седые волосы стебли, все еще сохранившие шелковистость и блеск…
Роман шел быстро и уверенно, зная, что за ним легким охотничьим шагом скользит Криза, а чуть подальше плечом к плечу идут Луи Арцийский и командир немалого таянского ополчения Дьердь. В том, что за каждым их шагом напряженно следят из-за стен, бард не сомневался. Защитники Высокого Замка не стреляли — возможно, просто хотели подпустить их поближе, но эльф увидел в этом определенные добрые предзнаменования. Наконец он остановился в десяти шагах от ворот и поднял руку. Простенькое заклинание — и на его ладонь села белая ласточка — символ мира и у гоблинов, и у таянцев (засевших в замке тарскийцев Роман в расчет не принимал, этих можно только убивать). Затем эльф заговорил, и усиленные магией слова во внутренних дворах были слышны ничуть не хуже, чем у первого вала.
Если у кого-то и оставались сомнения в том, что Роман Ясный был великим бардом, то его выступление у стен Высокого Замка их развеяло. Либр находил такие слова, которые, не оскорбляя и не склоняя к предательству, заставляли думать и сомневаться. Он не давил, не угрожал — а просто и спокойно рассказывал о том, что знал сам. О том, что Михай не стоит крови тех, кто за него воюет, что слова регента были лживыми, а цель — грязной. Эльф рассказал о Седом поле и о Ночной Обители, о Стражах Горды и о Сумеречной, о Герике, бывшей Эстель Оскорой, и о Рене Аррое, в котором течет кровь Инты и Омма. Об эльфийских родичах Герики, равно как и Михая, Рамиэрль благоразумно умолчал. О победе у Тахены сказал мимоходом, но так, что осажденные поняли: на стороне пришедших не только правда, но и сила.
— Клянусь извечным Светом, из которого я вышел и в который я вернусь, и кровью Звезд, текущей в моих жилах, что я сказал правду. Было время, мой народ принес вам немало зла, но те, кто сделал это, уже давно ушел на Закат, мы же остались, чтобы исправить то, что еще можно исправить. Клятва, полученная обманным путем, тает, как снег под лучами солнца. Михай Годой лгал, обещая вернуть в мир навсегда ушедшее и оплаканное, ибо это невозможно, но он разбудил Древнее Зло, некогда побежденное Великим Оммом, и оно пожрет всех и все, если мы его не остановим.
Клянусь поседевшей травой и слезами Инты, клянусь своей дружбой с детьми вашего племени, что я не лгу! Задумайтесь, кому и чему вы служите! За что жертвуете своими жизнями! За то, чтобы тварь, некогда обузданная теми, кого вы называете Созидатели, восторжествовала с вашей же помощью?!
…Говорили, что Проклятый мог убедить даже камень. Было ли это уменье сгинувшего мага волшебным и вложил ли он его в черный перстень, или же Рамиэрль из Дома Розы овладел искусством уговаривать самостоятельно? Может быть, на защитников Замка произвели впечатление южные орки, невозмутимо стоявшие рядом с людьми и эльфом, или же знаменитая седая трава, о которой слышали все, но нашел ее тот, кто считался злейшим врагом? А вернее всего, справедливые по натуре гоблины уже и сами понимали, что, идя за Михаем, они не найдут ничего достойного и настоящего? Как бы то ни было, вслед вестникам мира не было сделано ни единого выстрела. Рамиэрль и его свита медленно отошли от замковой горы к своим разноцветным полкам. Никто не расходился. Люди и гоблины в беспокойном ожидании не сводили взгляда с тяжеленных ворот. Если за ними еще чтят Кодекс Розы или неписаные законы гор, им ответят… Если же отрава, сваренная Годоем и его бледными то ли хозяевами, то ли, наоборот, рабами, сделала свое дело, ответа не будет. Или же последует какое-то очередное вероломство.
Солнце весело светило с ясного темно-голубого неба, вовсю стрекотали кузнечики, радостные и равнодушные к делам тех, кто отчего-то возомнил себя разумным и великим, остро пахло созревшими травами.
Только спустя ору узкая — на одного, и то боком, — железная дверца, злобно лязгнув, приоткрылась, выпустив одинокого воина, затянутого в черную кожу. Сердце Рамиэрля бешено заколотилось от радости — он узнал Уррика! Неужели удастся обойтись без крови?
Гоблин шел неспешной упругой походкой, и эльф успел заметить жесткие складки у рта и наметившуюся морщину между широкими изломанными бровями — верный знак того, что в последнее время Уррику приходилось много размышлять и думы его вряд ли были радостными и светлыми. Все: и фронтерцы, и таянское ополчение, и горцы — напряженно следили за парламентером, на локте которого трепетал шарф цветов Ямборов. Что ж, это было куда лучше тарскийского «Ангела» или ройгианских рогов… Оружия у Уррика не было, и Рамиэрль быстро отцепил шпагу и, передав ее Луи, пошел навстречу налегке. Арциец сделал было попытку пойти за ним, но Рэннок остановил его — на доверие следует отвечать доверием. Однако один сопровождающий у эльфа все же был. Криза! Орка ловким кошачьим движением сбросила пояс с ножом и решительно двинулась за Романом.
Парламентеры хорошо рассчитали свой шаг — они встретились ровно на полпути между замком и позициями резестантов. Рамиэрль протянул руку, и Уррик с готовностью пожал ее.
— Да уйдешь ты в славе, — старинное гоблинское приветствие в устах эльфа явно произвело впечатление на орка, а Рамиэрль слегка помолчал и добавил: — Эмико.
Черные глаза широко открылись. Эльф понял, что сказал что-то необыкновенно важное, но так и не понял, что именно.
— Да будешь ты гордостью своих друзей и ужасом своих врагов, — орк произнес ответную фразу, не скрывая дружелюбия, — ты говорил, мы слышали и решили продолжить разговор.
— Вы поверили тому, что я говорил?
— МЫ, — Уррик подчеркнул это «мы» так, что не оставалось сомнения, что речь идет о гоблинах, — поверили, но в Замке есть и другие. Один из них хотел тебя убить, и мне пришлось напоить ятаган недостойной кровью.
— Благодарю, — слегка наклонил голову Роман, умолчав о том, что был не столь уязвим, как это казалось со стен.
— Это не может стоить благодарности. Послы неприкосновенны, я спасал не твою жизнь, а нашу честь. Но я пришел сказать о другом. Мы присягали регенту Михаю на верность. То, что произошло, доказательства, которые ты привел, освобождают нас от этой клятвы. Мы не можем отстаивать порочное дело, но мы не вправе и встать под ваши знамена. Нас посылали жрецы-старейшины, и без их решения мы не поднимем оружие… Но мы спросим с Белых Жрецов за ложь.
— Я понимаю, — спокойно сказал Рамиэрль. — Это много больше того, на что я надеялся. Уходите! Возвращайтесь в горы. Никто не посмеет причинить вам вред по дороге домой.
