— Нам трудно причинить вред, — по-волчьи улыбнулся гоблин.
— Но можно, — просто сказал бард, — люди устали бояться. Таянцы думают только о мести и не могут трезво судить, кто проливал кровь детей и женщин, а кто честно сражался с мужчинами. Ты знаешь, что творилось в Гелани, и так повсюду. Михай слишком понадеялся на колдовство, и, когда оно его подвело, земля под ним загорелась. Вас много, вы вооружены, но до Корбута дойдет в лучшем случае треть. Вам придется идти по колено в крови тех, кто справедливо хочет отомстить за жертвоприношения Годоя. Мы же проводим вас до предгорий, и вам не придется браться за оружие.
Орк задумался, затем вздохнул совсем по-человечески и признал:
— Ты прав, наши воины уйдут тихо, но сделай так, чтобы их пропустили. Но наш уход не означает сдачу Замка. Госпожа наша, — он с вызовом взглянул в бездонные эльфийские глаза, — не совершала ничего недостойного и останется правительницей Таяны, пока сюда не придет герцог Рене.
— Означает ли это, что Илана готова сдаться герцогу?
— Она будет говорить с ним и после этого решит. Пока же мы должны быть уверены, что штурма не будет. От клятвы защищать госпожу Илану мы не отрекаемся. И еще. Те, кто в Замке. Они недостойны ходить под этим небом, но они есть, и у них есть наше слово. Оставляя их без наших мечей, мы должны знать, что их судьбу решит только господарь Рене, а не геланские люди с веревками и ножами. Я должен получить доказательство, достаточное для их спокойствия, так как крыса, чующая свою смерть, столь же опасна, как волк…
Потому я и те, кто любит меня, останутся, чтобы охранять госпожу Илану от тех, кто зовет себя ее подданными, но могут вонзить ей нож в спину. Нас будет не более сотни, и мы не представляем угрозы для Гелани. Остальные уйдут сегодня же, если ты дашь достойное доказательство вашей искренности.
— Я, — прерывистый девичий голос прервал разговор столь неожиданно, что Уррик и Рамиэрль вздрогнули. Криза умоляющими глазами смотрела на них обоих, — я… я пойти в замок и остаться. Меня все знать. Если я ходить в замок, они должны верить? Так ведь?
— Мне это не нравится, волчонок! Мысль неплоха, но я не верю тарскийцам. Ты женщина, ты не должна рисковать, мы найдем других заложников.
— Нет, — черные глаза подозрительно заблестели. Рамиэрль внимательно посмотрел на девушку и все понял. Юная орка — сильная, смелая, веселая — ничем не походила на бедняжку Мариту, но этот взгляд, взгляд, которым девушки смотрят на пленившего их воображение рыцаря… Роман помнил, какими глазами смотрела на него дочка покойного эркарда, это же обожание было написано на лице его отважной спутницы. Уррик оставался в Замке, и она хотела быть рядом с ним. Сердце сжало незнакомой доселе болью, но эльф безмятежно улыбнулся. — Что ж, Криза, если ты решила твердо и твой брат скажет «да».
— Он скажет, — радостно крикнула девушка…
— Уррик, — Роман теперь обращался к гоблину, — Криза мне больше чем сестра, тем более что моя сестра — женщина недостойная и злая. Криза стоит сотни принцесс, обещай мне, что ты защитишь ее.
— Клянусь, — Уррик был заметно взволнован, — ее жизнь — это и моя жизнь. Залог драгоценен, и я его сохраню.
А через четыре оры знаменитые ворота нехотя распахнулись, прутья органки
[125]
пошли вверх, и гоблины своим походным волчьим шагом, не оглядываясь, темным потоком устремились на восток. Рамиэрль на Топазе следил, как северян окружили три сотни фронтерцев. Что ж, эскорта хватит, чтобы остановить даже самых неразумных таянцев, буде те пожелают напасть на уходящих. Скоро уйдут и южные гоблины. Они встанут лагерем у истоков Рогга, перекрыв дорогу на Тарску, и будут ждать до осени. Если Прядущие Судьбу отвернутся от справедливых и будут милостивы к Годою, Ночной Народ придет на помощь крови Инты. Если же воля Изначальных восторжествует, воины Рэннока вступят во владения Михая, и горе тем, кто попробует остановить их. Это решение устраивало всех. Таянцы привыкли видеть в горцах вернейших слуг узурпатора и с трудом скрывали страх и неприязнь. Луи и Рыгор ничего не имели против орков как таковых, но понимали, что нельзя ни в чем уподобляться Годою. Так что пусть уходят, им хватит дела и в Последних горах, а Благодатные земли должны справиться сами… Тем более что резервов Годой теперь не дождется.
С надвратной башни в спину соплеменникам смотрел Уррик, и сердце его рвалось на куски. Он тоже мог бы шагать навстречу родному горному ветру, освобожденный от ненавистной службы, ничем себя не запятнавший. Ничем, кроме нелепой и горькой любви к человеческой женщине, жене негодяя и обманщика. Илана стояла тут же, теребя тонкими пальцами вишневый шелк накидки. Отпуская гоблинов, она бросила на кон все. Теперь в замке оставались лишь люди, которые сделали слишком много страшного, чтобы рассчитывать на милость Рене, и верный Уррик… Его любовь грела душу, но горчила как полынь, потому что она была ее недостойна.
Не было в ней, Илане Таянской, той силы и безгрешности, которой обладали героини легенд. Она виновата, очень виновата, и она вопреки всему продолжает любить Рене. Все, кто остался в замке, — заложники этой любви, ибо если Рене ее примет, она без колебаний отдаст всех в его руки и спокойно будет смотреть, как их поведут на казнь, так как за то, что они сотворили, кто по подлости, кто по слабости, земного прощения нет и быть не может. Пока, впрочем, об этом ее плане знал лишь Уррик. Остальным она объяснила, что гоблины после того, как к резестантам примкнули их соплеменники, стали ненадежны и лучше от них отделаться, выговорив себе время, и дожидаться Годоя. Бледный, как ни странно, не спорил. Видимо, тоже опасался тех, кто еще месяц назад казался надежнее скал. Что ж, ждать осталось не так уж и много. Она знает тайные выходы из замка, она сдаст замок Рене и заслужит его прощение, а возможно, и нечто большее.
Принцесса задумчиво смотрела вслед уходящим горцам, а Криза… Криза смотрела на Уррика…
2230 год от В.И.
22-й день месяца Влюбленных.
Арция. Аббатство святого Мартина
Вечерело. На колокольне прозвонили к молитве, и братия под бдительным присмотром старших пастырей направилась в основной храм. Скромная эрастианская часовня на монастырском кладбище не годилась для торжественных молебнов. Конечно, ее содержали в порядке (аббатство было богатым и ухоженным), но не более того. И все-таки именно у этого скромного строения, в глубине которого благочестиво преклонил колени мраморный Эрасти Церна, стояли те, в руках которых находилась судьба Благодатных земель.
— Если кто узнает о моем преступлении, — Архипастырь натянуто рассмеялся, — я предскажу вам свое будущее…
— А разве может кто-то дать Агва Закта Архипастырю, ведь он превыше суда церковного и светского? — подивился Мальвани.
— Превыше, — подтвердил Феликс, — но для того, чтобы убить, не обязательно судить.
— Верно, — признал Рене, хитро улыбнувшись, — но смерть от яда нам в ближайшее время не грозит. Однако пора. Максимилиан обещал молиться подлиннее, но все же стоит поспешить.
