Я шагнула вперед, как прыгают в ледяную воду, и ничего не произошло. Только сверкнули впереди те же проклятые глаза, что и в прошлый раз, да раздался за спиной какой-то хрустальный звон. Я стояла в пещере или гроте, впереди маячила какая-то малосимпатичная одеревеневшая спина, а дальше виднелись деревья и кусты, яростно раскачиваемые ветром. Приглядевшись, я поняла, что от бури меня загораживает каменная статуя какого-то святого. В следующее мгновение я поняла, какого именно. Это был знаменитый Мавриций Праведный, изображение которого я видела в Книге Книг, а его кантисское изваяние было знаменито на всю Арцию. Значит, я все же попала в Святой город, и Рене наверняка где-то рядом! Я бросилась вперед, промозглый ледяной ветер немедля вцепился мне в волосы и чуть не содрал с меня слишком легкую для такой погоды одежду, но какая это была ерунда в сравнении с тем, что я в мгновение ока перенеслась за невесть сколько диа. Впрочем, размышлять о чудесах мне долго не пришлось. В Кантиске происходило что-то невероятное и очень нехорошее.
Небо, казалось, вспучивалось и трещало, как готовая сбросить ледяную шубу река. Иногда в клубящихся лиловых облаках образовывались провалы, но не черные, а какие-то белесые, выпускавшие тонкие длинные нити-щупальца, тянущиеся к земле. Я словно бы собственной кожей ощущала их липкую, холодную, ненасытную природу. Уши заложило, перед глазами мельтешили какие-то блестящие мухи, но я все же могла держаться на ногах и даже идти.
Прошла вечность, прежде чем я выбралась из сада на какую-то площадь, с одной стороны ограниченную величественным храмом, с другой — крепостной стеной. Здесь было полно народу, и я поняла, что переношу это светопреставление куда лучше других. Даже сильные мужчины в муках падали на четвереньки, катались по земле, пытаясь зажать уши руками, а я бестолково топталась на месте, соображая, куда идти и что делать.
Одна, особо длинная белесая плеть хлестнула по стене и словно бы слизнула несколько человек, но затем ее конец полыхнул летней синевой и рассыпался. Визг и вой стали не то чтобы тише, но не столь мучительны, я попробовала поднять голову, и мне это удалось. Небо стало словно бы повыше, белые проплешины частью затянулись, частью стали меньше. Люди вставали на ноги, самые сильные или самые смелые обнажали оружие и, шатаясь, брели на стены.
Я была предоставлена сама себе, но любопытство, как известно, сгубившее кошку, заявило о себе в полный голос, и я, вместо того чтоб укрыться в храме, как следовало благородной даме, поднялась на стену, благо до меня не было никому никакого дела. Будь я нормальной женщиной, то, что я увидела, заставило бы меня взвыть в голос, а я лихорадочно соображала, что же мне делать, вслушиваясь, не подняла ли во мне голову моя Сила. Увы, именно сейчас она меня оставила, пришлось спешно вспоминать ту малость эльфийской магии, которой обучил меня Астени. Все лучше, чем ничего, потому что происходящее не было природным катаклизмом. Это была волшба. Древняя, страшная и безжалостная.
На другом берегу неширокого Канна рыла копытом землю та самая тварь, что гналась за нами в Таянских холмах. Но как же она выросла и окрепла! Она по-прежнему походила на гигантского оленя, но была куда выше и мощнее некогда остановивших ее Всадников. Таращились мертвые глаза, ветвистые рога чуть ли не касались нависших облаков. Кишащие у столпообразных ног твари люди казались в сравнении с ней муравьями. Видимо, там шло какое-то ритуальное действо, потому что воины Михая Годоя и не пытались наступать, наблюдая ройгианское камланье. «Рогоносцы» сновали с места на место, бросались на колени, вскакивали, некоторые оставались лежать на земле, другие, не замечая этого, проходили по неподвижным телам. И с каждым их движением Белый Олень обретал все большую силу, я кожей чувствовала, как она вливалась в него.
Наконец монстр вновь издал тот самый повергающий в ужас высокий протяжный визг, который я слышала еще в монастырском саду, и, поднявшись на дыбы, словно бы пропорол небо мерзкими рожищами. На миг голова чудища скрылась в облаках, затем над ним образовалось белесое пятно, от которого стремительно разбегалась сеть трещин. Через них вползали, просачивались смертельные щупальца. И снова ударил синий огонь, заставив их — нет, не убраться, но все же отпрянуть, хотя дыр на сей раз осталось поболе…
Я наконец догадалась оглянуться. Так и есть. Эльфы. Несколько взявшихся за руки Лебедей во главе с Эмзаром сдерживали магию монстра, но мне было очевидно, что силы неравны. Да уж, не уйди Преступившие и Роман на поиски Эрасти, уцелей Астени, окажись Эанке существом пусть бессердечным, но хотя бы способным понять происходящее, все могло быть иначе. Вместе они еще могли бы отбиться, но теперь…
Не соображая, что я делаю, я быстро побежала по стене к тому месту, где кто-то озаботился пристроить к ней широкий деревянный пандус, по которому могло пройти в ряд человек пятьдесят. Меня никто не останавливал, люди в ужасе таращились кто на Оленя, кто на ставшее таким опасным небо. Наверное, только я понимала, что смотреть надо на горсточку эльфов, что только от того, на сколько их хватит, зависит, жить нам или не жить. То есть что не жить — было очевидно, дело было лишь в том, сколько этой жизни еще оставалось.
Я добралась до места, когда Олень малость поутих, а его прислужники засуетились, накачивая тварь новыми и новыми силами, которые, разумеется, отбирали у жертв, согнанных сюда из окрестных деревень. Пытались отдышаться и эльфы. Я оказалась как раз над ними и с какой-то спокойной горечью поняла, как они измотаны. И как их мало. Эмзар и Клэр стояли впереди, обняв друг друга за плечи, словно готовясь исполнять Осенний Танец. Остальные преклонили колени за их спинами, окружив тлеющий голубым костер. Нет, не костер. Я догадалась, ЧТО это было, и подивилась Эмзару, не пожалевшему ради спасения нашего мира главного талисмана клана. Моих знаний в магии хватило на то, чтобы понять: в общей сумятице, когда защита Тарры ломалась изнутри и снаружи, Лебеди со своим Камнем получали хороший шанс вырваться и уйти к своим собратьям. А вот поди ж ты… Пришли умирать вместе со всеми. Если у людей еще теплилась хоть какая-то надежда, то эльфы понимали все. Я видела, как они отдавали свои силы талисману, который, в свою очередь, поддерживал заклятия Эмзара.
На этот раз им удалось устоять. Я с отвращением посмотрела на ройгианцев — похоже, те придумали что-то новенькое — щупальца исчезли, но из пробитого рогами отверстия в наш мир вплывал отвратительный толстый столб, который на конце начал раздуваться, растягиваться, превращаясь в гигантский перевернутый гриб. Его «шляпка» тянулась к защитникам. Теперь над Эмзаром зависло некое подобие перевернутого блюда, края которого начали стремительно заворачиваться внутрь, пытаясь накрыть эльфов. Эмзар и остальные вскинули руки, их окружило ярко-синее кольцо, и белая муть остановилась, но не исчезла. Я поняла, что она будет ждать, пока силы Перворожденных не будут вычерпаны до конца, после чего слизнет их вместе с их талисманом и возьмется за смертных. А слабели Лебеди быстро, очень быстро. Белый пласт начал медленно, почти незаметно опускаться, но внезапно резко подскочил вверх. Сначала я не поняла, что произошло, а поняв, не могла не удивиться.
Уж во что во что, а в Творца, как его представляла Церковь Единая и Единственная, я не верила, ибо, признав, что Он есть, приходилось признать, что и все безобразия и подлости творятся с Его ведома, а по мне уж лучше думать, что мы одиноки и свободны. Разумеется, в магические способности адептов Церкви я тоже не верила, и, как оказалось, совершенно зря.
