Адмирал с удивлением слушал, как Максимилиан перечислял прегрешения старухи, и в устах клирика невинная торговлишка противозачаточными зельями и гадание на обычных простеньких картах (об О Зенобия, видно, не имела и понятия) разрастались до размеров чудовищного святотатства. Будь на месте обвиняемой кое-кто другой, Рене бы искренне возмутился и не преминул бы заявить, что в Эланде, хвала Великим Братьям, покуда обходятся без синяков, но происходящее слишком живо касалось самого адмирала, и тот промолчал. Свидетельница же под тяжестью возведенных на нее обвинений неуклюже рухнула на колени и, безобразно голося, поползла к Феликсу, явно намереваясь облобызать архипастырскую мантию. Архипастырь нетерпеливым жестом остановил грешницу…
— Я готов поверить в твое раскаяние, если ты честно ответишь на заданные вопросы.
Зенобия затравленно глянула сначала на побледневшую Ольвию, потом на Рене, затем снова на герцогиню и тихо произнесла:
— Огист Ганк первый раз взял ее на семнадцатом году…
— То есть за три года до свадьбы? — деловито уточнил кардинал. — И все это время она находилась с ним в связи?
Старуха вздохнула и, стараясь не смотреть на свою воспитанницу, кивнула головой.
— А Огист Ганк к тому времени уже был женат, и твоя госпожа это знала?
Зенобия вновь согласно склонила голову…
— Жена Огиста Ганка — родная тетка по матери твоей госпожи?
Этот вопрос в ответе не нуждался, но свидетельница ответила. Наступила напряженная тишина, затем Ольвия порывисто бросилась вперед, намереваясь что-то сказать, но Архипастырь остановил ее властным жестом, и та покорно отступила на указанное ей место. Феликс еще немного помолчал, обведя строгим взглядом присутствующих. Странно, но даже не слишком почтительно относящийся к Церкви Рене в этот момент невольно признал за бывшим рыцарем духовную власть и право судить и вынести приговор. Наконец клирик заговорил:
— Я выслушал жалобу Ольвии, супруги присутствующего здесь Рене. Я выслушал объяснение Рене. Я выслушал свидетеля и властью, данной мне Церковью нашей Единой и Единственной, объявляю свое решение.
Дана Ольвия виновата в глазах Творца нашего в прелюбодеянии, обмане Церкви и кровосмешении, ибо, вступая в брак с присутствующим здесь Рене, она находилась в преступной связи с другим мужчиной, связи, которую она не прервала, и к тому же она лгала, принося клятву перед лицом Церкви и Господа. Вину ее усугубляет то, что ее сожителем был женатый мужчина и член ее семьи. Кроме того, прижитые с ним дети обманно получили достойное и уважаемое в Эланде и за его пределами имя и, не зная о своем истинном происхождении, могут невольно впасть в грех кровосмешения.
Рене лишь оставалось подивиться осведомленности главы Церкви — о симпатии, возникшей между младшей дочерью Ольвии и одним из сыновей Огиста Ганка, знали немногие…
— Исходя из услышанного и оглашенного, — Его Святейшество возвысил голос, — я устанавливаю, что брак присутствующих здесь Рене и Ольвии с самого начала был незаконным и объявляю о его расторжении. Единственный прижитый в этом союзе общий сын может носить имя отца и ему наследовать, но лишь если на то будет воля Рене Арроя. Присутствующую же здесь Ольвию я признаю виновной в тяжких грехах и во имя спасения ее души призываю добровольно уйти от мира, передав часть принадлежащего ей состояния в один из циалианских монастырей, и вступить туда кающейся послушницей.
Самого же Рене, живущего во грехе со вдовой короля Таяны Герикой, обязую освятить сей союз перед Творцом нашим, как только истечет королевский вдовий срок. Объявляю приговор законным и обязательным. Арде!
— Арде! — ошеломленно произнесли большинство присутствующих, а в голове Рене пронеслась еретическая мысль о том, что лучше иметь Церковь другом, чем врагом, но всего лучше вообще быть от нее подальше…
2230 год от В.И.
2-й день месяца Собаки.
Старая Таянская дорога
— Сигнор Гардани, впереди отряд!
Шандер тряхнул головой, словно отгоняя докучливый сон:
— Какой еще отряд?
— До сотни всадников, какие-то повозки, рассмотреть пока не удается…
— Далеко? — голос графа звучал чуть устало.
— С четверть весы, — в глазах молоденького аюданта горело предвкушение схватки.
— Хорошо, посмотрим…
Эти места Шандер Гардани знал, как эфес своей шпаги. Чуть впереди дорога делала резкий поворот, огибая довольно крутой одинокий холм; здесь водоносный слой подходил близко к поверхности, и у подножия било несколько ключей, питавших небольшое, но глубокое озеро, из которого брала начало речка Гусинка. Лучшего места для того, чтобы рассмотреть хорошенько тех, кто двигался навстречу, оставаясь до поры до времени невидимыми, нельзя было и желать. Шандер велел большей части своего отряда отойти под прикрытие прибрежных зарослей, а сам с двумя десятками всадников поднялся вверх по склону холма, где в незапамятные времена кто-то расставил огромные бурые камни, за самым маленьким из которых могла укрыться пара всадников.
Оглядевшись, Шани мысленно себя похвалил — дорога просматривалась отлично, причем их присутствие для проезжающих должно было стать полной неожиданностью, хотя он, Шандер Гардани, на месте командира неизвестного отряда, безусловно, отрядил бы кого-то проверить Ключевой холм. Что ж, посмотрим, кого Проклятый несет…
Внизу бежала дорога — грязно-белая лента среди золотистой перезрелой травы, а дальше маячили вершины пирамидальных тополей, отмечая, где еще недавно были Гусинки, село, давшее название речушке. Сейчас там, как и в Белом Мосту, как в десятках других фронтерских и таянских деревень, жили лишь вовремя удравшие кошки, вернувшиеся после ухода убийц на привычное место. Попытка усиления фантома Ройгу, вливанием в него новых и новых сил, обернулась жуткой смертью для тысяч людей. Причем Михаю и его приспешникам было все равно, кого убивать — арцийцев, таянцев, тарскийцев… Шандер невольно передернул плечами, вспомнив магию «Ожидающих», едва не стоившую ему жизни и рассудка. Что ж, они научили его ценить жизнь и свободу. Во всяком случае, смерть от несчастной любви ему не грозит! Он нужен Рене и Белке, и, в конце концов, без любви живут девять из десяти. Граф проверил, как ходит в ножнах шпага. Пистоли трогать не стал — на Марко, сменившего сгинувшего Сташека, можно положиться. Любопытно, кого все-таки сюда несет?
Облако пыли, появившееся на северо-востоке, двигалось очень медленно. Это не была походная рысь конницы, а скорее медленная, сонная поступь воловьего обоза. Что ж, тем лучше. Шандер был бы не прочь помахать шпагой, сбрасывая напряжение и боль последних дней, но сейчас драка была нежелательна. Война закончена, и нужно быть предельно осторожным, чтобы еще тлеющие угли погасли окончательно… Но что же это за обоз?!
Граф поднес к глазам подаренный Рыгором окуляр — сам бывший войт относился к подобным игрушкам с суеверной крестьянской опаской и, хоть и признавал, что от них есть польза, предпочитал обходиться без них. Зато Шани выдумка некоего магистра точных наук пришлась очень по душе. Пыльная гусеница неторопливо ползла по дороге, и Шандер с удивлением разглядел, что впереди на толстой гнедой лошади едет клирик с кардинальской орифламмой.
