Кусты за спиной вздрогнули, расступились, пропуская стройную, гибкую фигуру в темно-сером, и снова сплелись. На поляну вышел юноша с точеным эльфийским лицом, обрамленным зеленоватыми локонами. В сомкнутых ковшиком ладонях он держал пригоршню крупнозернистого снега, сквозь который пробивались сиреневые с белыми прожилками цветы. Лупе, радостно вскрикнув, подбежала к пришедшему и с нежностью погладила атласные упругие лепестки, прошептав: «Какие красивые…»
Он протянул ей цветы, которые она с восторгом приняла. Цветы пахли свежестью и слегка медом. Женщина с мечтательной улыбкой вдыхала слабый аромат и не сразу почувствовала, как узкая рука легла ей на голову, нежно коснувшись легких пепельных волос. Лицо юноши в сером приняло сосредоточенное выражение, губы зашевелились, как будто он шепотом произносил какие-то слова. Женщина вздрогнула, словно ее кто-то внезапно тронул ледяными пальцами, и затрясла головой, словно отгоняя наваждение. Когда она подняла глаза, былого беспредельного счастья в них уже не светилось. Были тревога и непонимание.
— Где я? Что со мной?.. Почему весна?
— Весна потому, что она пришла. Ты очень долго спала и видела добрые сны, — Кэриун-а-Роэбл-а-Дасто невесело усмехнулся, — мне было жаль будить тебя, но у меня нет другого выхода. Беда на пороге.
— Беда? — Лупе сверкнула золотисто-зелеными глазами. — Да, я теперь вспоминаю. Гелань, смерти, гоблины… Но как вышло, что я тут?
— А что было последним, что ты запомнила? — Кэриун опустился на землю у ног Лупе и принялся рассеянно перебирать пальцами золотистые метелки прошлогодней травы. — Я нашел тебя в лесу, ты почти совсем замерзла, и я не придумал ничего лучшего, чем навеять на тебя зимний сон.
— Зимний сон? — с удивлением переспросила Лупе. — Но разве может человек спать так же, как медведь или еж?
— Конечно, может, — пожал плечами Хозяин,
[60]
— только не знает об этом. Звери и деревья, те умеют усыпить себя сами, а люди слишком много думают и слишком многого боятся. Им нужно помочь. Я узнал тебя и сначала хотел отнести к твоим соплеменникам или навести их на твой след, но сейчас здесь очень неспокойно, и я не мог им тебя доверить. Но и оставить тебя зимовать в лесу было нельзя, мы, Хозяева, зимой тоже теряем часть силы, выходим из своих прибежищ очень редко. Я просто не мог заботиться о ком-то еще, вот и пришлось взять тебя с собой в зимнее укрытие…
— Да, — подумав, откликнулась Лупе, — я что-то помню. Помню, я бродила по опушке леса, надеялась встретить кого-то из Хранителей, потому что по тракту идти было нельзя, а дороги через Кабаньи топи я не знала, и потом, болота еще не замерзли…
— Кабаньи топи никогда не замерзают, — махнул рукой Кэриун, — они ведь не простое болото, там есть Место Силы, правда, оно почти выдохлось, но для того, чтобы устоять против Зимы, его еще хватает. Ты хорошо сделала, что туда не пошла. Матушка, она ведь странная — кого-то пропустит, а кого-то и утопит. Так, на всякий случай. Она мало кому верит, и, по-моему, у нее есть на то все основания. Но почему ты ушла из города, да еще под зиму?
— Я не могла там больше оставаться, — вздохнула Лупе. — Всех, кого я любила, или убили, или забрали. Я оставалась одна.
— Это очень плохо, когда все погибают, — печально кивнул Хозяин Ласковой пущи, — я ведь тоже год назад остался совсем один. Сейчас я почти привык и даже справляюсь со своим делом. Зиму мы пережили очень хорошо — ни одно большое дерево не погибло и зверье тоже славно перезимовало. Скоро у всех будет потомство, новая забота, но я справлюсь. Жаль, конечно, что окрестные Хранители почти все сбежали, да и Хозяева тоже. Если честно, я считаю это трусостью. В конце концов, хранить, когда все в порядке, может любой грибной пень. А вот когда дело доходит до Конца Света, тут мы, дети Дуба, и должны показать, что нас не зря уважают, — Кэриун залихватски тряхнул буйными кудрями, — мы еще посмотрим, кто кого! Слушай, смертная, — оставайся здесь, со мной. Дел тут очень много, а рук мало…
— Погоди, — Лупе казалась немного растерянной, — но я ведь не умею, я человек…
— А тут и уметь нечего, или, вернее, почти нечего, — убежденно заявил Кэриун. — Главное — захотеть. Ты ведь в магии разбираешься, и есть в тебе что-то, что вызывает доверие. Тут, в Тарре, кровь у всех так смешана, что если знать, чего хочешь, всегда найдешь в себе искру, которую нужно только раздуть. Я думаю, если ты постараешься, ты сможешь стать Хранительницей. Тем более их сейчас тут нет… Да, я об этом тебе уже говорил… А иметь дело с деревьями, озером, магией леса очень приятно и продлевает жизнь. Ты вполне сможешь стать, ну, не совсем бессмертной, но проживешь много больше людей и даже некоторых деревьев. Если, конечно, Осенний кошмар нас всех не сожрет, но тогда все равно никого не останется, одни голодные тени и туман…
— Не знаю, Кэриун, — растерянно отозвалась Лупе, — я никогда не думала о бессмертии.
— А те, кто о нем думает, никогда его и не получают, — заявил дубовичок, — так почему-то всегда бывает. Так ты согласна?
— Пожалуй, я останусь у тебя. Пока. А там будет видно. Слушай, но если этот Осенний нападет?
— Мы будем защищаться, — быстро ответил Кэриун, — мы осенью много говорили и с Матушкой, и с Прашинко, и кое с кем еще. Удрали все-таки не все. Нам есть чем принять эту нежить. И мы больше не одни. Всадники Горды уже не спят, их кто-то разбудил. Так что сам Осенний снова сюда пройти не сможет, а с его подручными мы как-нибудь да управимся…
2229 год от В.И.
8-й день месяца Агнца.
Таяна. Гелань
Ланка была просто великолепна, когда в пурпурном бархатном платье и подобранном в тон плаще, отороченном блестящим темно-коричневым мехом, поднялась на разубранное флагами и гирляндами возвышение, специально сколоченное по такому случаю лучшими плотниками Гелани. Медные волосы жены регента украшала горящая тревожным блеском рубиновая тарскийская диадема, темно-алые камни пылали в ушах. Солнце светило по-весеннему ясно и сильно, но в тени еще было холодно; принцесса мерзла, но капюшон роскошного плаща оставался откинутым — в такой день властительница должна предстать перед подданными во всем блеске. Рядом с Иланой стоял толстый кардинал Тиберий, которого младшая дочь покойного короля ненавидела и презирала чуть ли не с детства. Ее законный супруг — тарскийский господарь, он же регент Таяны, какового Ланка ненавидела и презирала еще больше, красовался внизу, разодетый в свои любимые черный и ярко-красный цвета. Грудь регента украшал богатый стальной нагрудник атэвской работы, голову венчал шлем с султаном из слегка подвитых перьев черного страуса. Михай Годой восседал на вороном без единого пятнышка жеребце. Рядом с ним на пышном белом муле скорчился епископ Таисий, а чуть подальше с трудом сдерживал горячего серого в яблоках скакуна арцийский посол Фредерик Койла.
