Дюз стоял на берегу речки и в этот дождливый вечер вовсе не казался ни опасным, ни таинственным. Под крышей главного здания гнездились ласточки, несмотря на ливень, стремительно носившиеся по двору, засаженному цветущими кустами. Настоятель молился, но к высоким гостям вышел немедленно. Он был еще не стар, довольно упитан, с румяными щеками, обличающими человека, не слишком укрощающего свою плоть. Граф Койла, улыбаясь, очередной раз поведал о походе против атэвов, и аббат Вилизарий с умным видом закивал в ответ и попросил разрешения распорядиться об обеде.
Надо было отдать должное церковному повару, трапезу он приготовил отменную, а вино из подвалов дюза было и вовсе великолепным. Аббат потчевал гостей, не забывая и себя. Таисий ограничился шпинатом и сваренными вкрутую яйцами, умерщвлял плоть, Фредерик Койла только пил, причем целый вечер просидел с одной рюмкой, зато Михай Годой и несколько его приближенных угощались от души, и настроение у них было самое хорошее. Особенно же они развеселились, когда эркард поведал им о послании сосланного в Нижнюю Арцию императорского племянника, видимо допившегося с тоски по столичным красоткам до белой горячки.
2229 год от В.И.
29-й день месяца Агнца.
Пантана. Босха
Рафал обреченно созерцал увязнувшие по колено кривые деревья и высохший прошлогодний тростник, средь которого настойчиво рвались к низкому небу зеленые шпаги новых побегов. Лейтенант Церковной Стражи доскакал до Босхи за двадцать четыре дня. Он почти не спал, не скупясь на ауры
[80]
менял лошадей и только на последнем постоялом дворе, за которым Корбутский Тракт круто уходил в сторону, огибая гиблые пантанские болота, понял, что самое трудное ожидает впереди. Эльфы, если они действительно скрывались в этих местах, позаботились о том, чтобы смертные ничего не заподозрили. При их умении колдовать и дружбе со всяческими тварями и растениями это было легче легкого. Как ни обдумывал Рафал положение, в голову не приходило ничего. Оставалось положиться на удачу, что он и сделал, решительно свернув с проселка, соединявшего две забытые Творцом лесные деревушки с трактом, на еще более глухую лесную тропинку, которая и привела его к краю болот, перебраться через которые, не имея крыльев, не взялся бы никто.
Лейтенант сделал единственное, что можно было сделать. Он стал медленно пробираться вдоль берега, время от времени заходя по колено в ледяную мутную воду и вглядываясь в даль. Пейзаж разнообразием не отличался. Темная вода, кочки, опять вода, тростники, выродившиеся от обилия выпивки деревца, кусты ивняка, разукрашенные живыми пушистыми шариками — серебряными и желтыми.
Белки и птицы, которыми Босха просто кишела, не обращали на одинокого путника никакого внимания, а кроме них, он никого не встретил. Ночью Рафал слышал, как неподалеку блаженствовали кабаны, дорвавшиеся после зимы до обильной пищи и роскошной мягкой грязи. Прямо перед лицом лейтенанта пролетела большая мягкая птица и уселась на соседнем дереве, лупая круглыми желтыми глазищами и издавая вопли, похожие на скрип двери брошенного дома. Крепкая гнедая лошадка, имевшая несчастье разделять общество Рафала в этом путешествии, беспокоилась, ее хозяину тоже не спалось.
Утро выдалось сырым и промозглым. Над болотами стоял туман, превративший их в некое подобие серых равнин, по которым обречены вечно бродить души, не достойные ни вечного блаженства, ни адского пламени.
Рафал вздохнул, с отвращением проглотил пропитавшиеся сыростью сухари и безвкусное холодное мясо и дал себе слово добыть к вечеру хоть какую-нибудь дичину. Дорога совсем раскисла, и лошадь с отвращением задирала ноги в когда-то белых чулочках, вытаскивая их из чавкающей грязи. В довершение вновь стал накрапывать дождь. Лейтенант с отчаяньем подумал, что можно бродить веками среди этих тростников и никогда не найти тех, кого должно отыскать. Здравый смысл советовал возвращаться — в конце концов, он сделал все, что мог, но он не лось и не кабан, чтобы рыскать по этим топям. Он воин. А сейчас каждая шпага на вес золота.
Архипастырь, выросший вдали от Пантаны, не мог знать, что найти кого-нибудь в болотах потруднее, чем в горах или же в лесу. Здесь не остается даже следов. Лейтенант вздохнул и решительно тронулся вперед, с отвращением слушая, как чавкает под копытами раскисшая глина. Солнце так и не появилось. Если бы он шел по лесу, то наверняка бы решил, что кружит на одном месте, но он двигался вдоль края болота, так что опасность заблудиться ему пока не грозила. Про себя Рафал решил, что будет искать эльфов столько, сколько отвел на поиски сам Феликс, и еще те пять или шесть дней, которые он выгадал в дороге. Может быть, ему повезет наткнуться на какой-нибудь след, возможно, здесь, в болотах, живут люди, которые что-то слышали или видели…
За день он дважды спешивался и переводил гнедую через особо гнусные местечки, один раз лошадь поскользнулась, и Рафал чудом не свалился в грязь, второй раз перед самой мордой несчастной клячи из кустов выпорхнула большая коричневая птица и со сварливым воплем метнулась в лес. Казалось бы смирная лошадка вскинулась на дыбы не хуже атэвского скакуна, и по праву считавшийся хорошим наездником лейтенант с трудом с ней справился. Затем пришлось долго пробираться через заросли лещины, что с успехом заменило падение в воду, так как проклятый дождь усилился и казалось, что на ветках растут не листья, а огромные водяные капли. И без того гадкое настроение стало еще хуже, когда кусты отступили, услужливо явив взгляду неширокий, но глубокий овраг, по дну которого тек ручей ржавой воды. Перепрыгнуть преграду было столь же невозможно, как и спуститься вниз. Предстояло решать, стоит ли продолжать путь и если стоит, то каким образом.
Объезжать овраг, который может тянуться Проклятый ведает как далеко? Лезть в болото? Бросить лошадь и попробовать перебраться при помощи веревки?
Рафал со злостью уставился на ни в чем не повинный куст и высказал ему все, что думает по этому поводу. Орешник благоразумно промолчал. Рафал огляделся еще раз и пришел к выводу, что единственное, что ему остается, это пообедать. Огонь разжигаться не желал, пока лейтенант не плеснул на собранные ветки из фляги, от содержимого которой и сам бы не отказался. Костерок, защищенный от ветра и дождя кожаным плащом, с грехом пополам разгорелся, и Рафал злобно уставился в огонь. Капли монотонно стучали по самодельному навесу, едкий дым ел глаза, но это все же было лучше, чем стекающие за шиворот ледяные капли. Лейтенант обругал себя за нарушение данного себе слова, но все же приложился к заветной фляжке, после чего смог взглянуть на жизнь более философски.
— Кого ты здесь ищешь? — голос был негромким, но Рафал вздрогнул, словно его окатили из ведра. Лейтенант торопливо вскочил. Кожаный плащ слетел с кое-как сооруженных распорок и свалился в огонь. Раздалось шипенье. Рафал, чертыхнувшись, выхватил свое имущество из огня и только после этого смог оглядеться.
Их было двое, и они, казалось, только что вышли из бальной залы, а не из мокрого леса. Один казался постарше, если, говоря о подобных существах, уместно вспоминать о возрасте. Темноволосый, с пронзительными светло-голубыми глазами и спокойным, почти суровым лицом, он стоял чуть впереди, протянув вперед раскрытые ладони в извечном жесте мира. Второй, повыше, с волнистыми пепельными волосами, держал под уздцы коней, словно вылетевших из волшебного сна.
