2229 год от В.И.
26-й день месяца Иноходца.
Арция, Мунт
Мунт не окружали стены, вернее, стена-то была, но столица империи давным-давно выросла из нее, как ребенок вырастает из старой одежды. Сначала за пределы города перебрались самые бедные, а затем самые богатые, которые, не забывая старые дома поблизости от императорского дворца, обзавелись виллами в предместьях. Поскольку врага в Центральной Арции не видели уже несколько веков, а немногочисленные разбойники предпочитали держаться от столицы подальше, опасаться было некого. Но ворота в старой, построенной еще при Анхеле стене, давным-давно оказавшейся в центре города, прилежно закрывались ночью и открывались ранним утром.
Было ли это данью традиции, которую должна чтить любая уважающая себя держава, или же у императоров были свои причины содержать приворотную стражу, но попасть в Старый город, не имея «золотого ключика», ночью было очень трудно. Стражники давно уже превратили свои служебные посты в источник дохода, так как подгулявшие нобили, особенно теплыми ночами, обожали ездить туда-сюда, пополняя кошели приворотников. Однако в эту ночь им пришлось дважды бесплатно отворять ворота.
Первым в Южные ворота властно постучал высокий человек с факелом в черно-зеленых одеяниях храмового воина. С такого черта с два получишь, и заспанный страж, про себя проклиная припозднившихся клириков, налег на ворот, поднимавший решетку, — нужно было пропустить карету легата с эскортом. Второй гость явился спустя ору или две к Восточным воротам и тоже был пропущен без задержки — пропуск, подписанный маршалом, и перстень-печать его личного посланника сделали свое дело. Так в империю вступила Война, о которой до этого говорили как о чем-то далеком и совсем нестрашном. Разве мог кто-нибудь угрожать великой Арции?! Ну, атэвы еще туда-сюда, но они предпочитали пакостить на юге. Эландские маринеры, случалось, трепали торговые суда имперских купцов, но с этим свыклись, так как тягаться на море с идаконцами было занятием безнадежным, да и вред, наносимый ими, был не так уж и велик. Но чтобы какие-то Таяна и Тарска угрожала самой Арции! Ха-ха-ха… К вечеру смеялся весь Мунт.
Не смеялись только в резиденции маршала да еще в домах тех нобилей и купцов, которые знали Таяну не понаслышке и не закрывали глаза на недостатки империи. Так, господин Ле Пуар — глава почтеннейшего кумпанства ростовщиков и держателей обменных и закладных лавок — рассудил, что война списывает слишком много долгов, к тому же императору может прийти в голову в корне порочная идея сначала вынудить господина Ле Пуара и его собратьев ссудить ему значительную сумму, а затем проиграть войну. Чтобы такого, упаси святая Циала, не случилось, ростовщик с семейством и приличествующей охраной к вечеру отбыл через Южные ворота, намереваясь временно обосноваться в Авире и там дожидаться, чем все кончится. В конце концов, еретик Майхуб купцов и банкиров не притеснял, и дальновиднее пожертвовать частью состояния, вложенного в недвижимость, и долговыми расписками, чем потерять все и в придачу голову!
Умный господин Ле Пуар подал пример наиболее трусливым и наиболее расчетливым, остальные же восприняли войну с праведным негодованием и предвкушением, что ужо теперь-то наглому Годою не поздоровится. В маршальском дворе записывали в ополчение, и немало горожан, возмущенных предательством таянского регента и желающих мир посмотреть и себя показать, выстроились в очередь за вожделенным оружием и черно-золотой кокардой. Молодые нобили, сразу же выросшие в своих глазах, горделиво подкручивали усы и то с молодецким, то с томным видом ловили восхищенные взгляды дам. По городу туда-сюда носились конные, к вечеру на главной улице было сбито немало зазевавшихся пешеходов, ставших первыми жертвами, а ночью младший сынок барона Верлея со товарищи из патриотических побуждений сжег таверну «Кубок Гелани» и был задержан городской стражей при попытке изнасиловать хозяйку.
Эстель Оскора
Знакомство с красавцем-кардиналом я начала с вранья. Я никогда не верила клирикам, какому бы богу они ни молились, к тому же признаваться в добрых отношениях ко мне со стороны туманных тварей перед людьми, которых только что чуть не прикончили, было бы не слишком разумно. Меня запросто могли объявить ведьмой, и выбирайся потом из передряги как хочешь, тем паче овладевшая мной сила покинула меня сразу же, едва я прогнала Охоту. Странное это было чувство. Цель Гончих Тумана была для меня предельно ясной: их выпустили наводить страх и убивать. Нет, они не могли загрызть человека или причинить ему какое-то увечье, ведь их как бы и не существовало. Это были тени, отражения, бегущие впереди идущей на нас беды. Их сила была не в клыках — твари оживляли чудовищный, древний страх, страх, который спит в самых дальних закоулках нашего существа и, проснувшись, вынуждает бежать, пока не разорвется сердце, бросаться, не разбирая дороги, с обрыва на острые скалы, рубить топором руки своих же товарищей, цепляющихся за борта переполненной шлюпки, хотя рядом есть другие, пустые и полупустые.
Гончие Тумана несли с собой этот ужас и потому были смертоносны. Даже самые сильные не могли долго сопротивляться их магии. И это при том, что встреченная мной свора была лишь передовым отрядом древнего Зла, вознамерившегося вырваться из каких-то неведомых нор, где оно скрывалось веками. Пройдет не так уж много времени, и Белый Олень и его приспешники обзаведутся реальной плотью. Тогда их можно будет убить, но и они пустят в ход клыки, когти и кое-что похуже. Стая Соснового холма была первой, ее спустили на Южный Эланд, явно желая посмотреть, что получится. А вот Охотника с собачками не было, иначе мне не удалось бы так легко прогнать тварей туда, откуда они пришли.
Если б у меня была возможность размышлять, я вряд ли бы догадалась, что и как нужно делать, да и не могла догадаться. Нельзя умом постичь непостижимое, но я подчинилась голосу своей порченой крови. Он шептал мне, что свора видит во мне хозяйку, и я стала ею. Кровь подсказала мне, КАК я должна приказывать псам, а вот ЧТО приказать, было уже делом моей совести и моего разума. Я видела, что загнанные псами люди на грани безумия, что еще немного, и самые слабые ударят в спину тех, кто еще сопротивляется голосу стаи. И тогда я пошла вперед. За Явеллой тварям Ройгу делать нечего! Всадник меня об этом предупреждал недвусмысленно. Псы растерялись. Они признавали за мной право повелевать, но мой приказ отменял повеление Охотника. На какой-то краткий миг я испугалась, что они меня не послушают, но, к счастью, моя воля пересилила. Я многое поняла в этой схватке, многому научилась. Каждая моя догадка, подтверждаясь, превращалась в знание, давала уверенность в себе. Если мне повезет, то от стычки к стычке я буду становиться сильнее, и, кто знает, может быть, придет время, когда я на равных схвачусь с самим Ройгу.
Свора убралась. Я знала, что она будет без отдыха бежать и бежать, пока не доберется до тех, кто ее послал. Скорее всего они догадаются, что именно я прервала Охоту. Ну, тут уж делать было нечего. Рано или поздно нам предстоит встретиться лицом к лицу, ну а пока мне нужно было что-то говорить спасенным.
Мои поиски Рене закончились, ибо меня угораздило нарваться не на кого-нибудь, а на эландского кардинала, который к тому же уже встречал Преданного и знал, кому тот принадлежал. Байку о том, что я укрывалась в лесу у некоего отшельника, где меня и отыскала рысь, Его Высокопреосвященство проглотил не задумываясь. Равно как и утверждение, что странный плащ и талисман — дары все того же доброго лесного дедушки, который с наступлением весны отправил меня к людям, и я решила разыскать Рене, так как возвращаться в Таяну боялась и не хотела.
