— Почему? — не понял Диман.
— Потому, — махнул рукой Аррой, — что гоблины ждут возвращения своих Созидателей, а значит, они должны сделать свое дело и упасть с доски до того, как поймут, что их надули. Михаю нужна не просто битва — резня! Резня, после которой он сможет не беспокоиться ни о нас, ни о своих клыкастых союзничках.
— Значит, он хочет, чтоб мы раскрыли его военные планы, — порадовался собственной проницательности Максимилиан, — чем лучше мы приготовимся, тем меньше гоблинов у него останется. А может, у него в их горах свой интерес есть — мужчины ушли и погибли, а стариков и детей он приберет к рукам.
— Гоблинов к рукам не прибрать, — отмахнулся Рене, — их проще перебить. Не знаю, может, мы и правильно все просчитали, но сидеть и ждать у моря погоды не по мне. Ну не может быть так, чтобы ничего нельзя было сделать.
— Договориться с атэвами? — полувопросительно-полуутвердительно произнес Шандер.
— В некоторых случаях Церковь допускает союз с еретиками, — важно кивнул кардинал, — если Майхуб ударит по южанам…
— То Годой окажется защитником отечества от неверных и с помощью ваших недоброжелателей, Максимилиан, превратится в героя и вождя. А уж если будет известно о наших переговорах — а о них будет известно, так как в Эр-Атэве можно купить все, в том числе и любого сановника, а скупиться Годой не будет, — то мы окажемся и вовсе в незавидном положении.
— Ну что мы тогда сможем сделать? Не с гоблинами же нам договариваться, — проворчал Диман.
— С гоблинами? А что, это мысль. Если они поймут, что их водят за нос… Беда, что мы не знаем, как с ними связаться и заставить себя выслушать. Нам нужны доказательства того, что Годой их обманывает, нам нужно заставить себя выслушать, а я пока слабо представляю, как их можно добыть. Если б, конечно, найти этого… как его звали, Шани?
— Уррик, Уррик пад Рокэ. Но он вернулся в Гелань…
— Проше дана,
[92]
— Зенек возник на пороге, виновато улыбаясь, — проше дана монсигнора, до бухты просится корабль. Здоровый, — аюдант широко развел руками, видимо, показывал, каким здоровым было незнамо откуда взявшееся судно.
— Какой еще корабль?! — быстро переспросил Рене. — Что за сигна? И что, по-твоему, значит «здоровый»?
— Здоровый значит больший за все, что стоять у бухте, — уверенно ответил Зенек, — а сигна, кажуть, емператорская. И что на ем сам емператор с емператоршую приехали.
— Этого еще не хватало! — герцог на мгновение задумался, отчего лицо его стало отрешенным, как на древней иконе. — Передай Лагару — никого не впускать, пока не разберутся, кого на самом деле принесло. Узнают — ко мне немедленно. А этих, на корабле, держать на дальнем рейде, будь там хоть сама святая Циала. Только Базилека с его уродами нам тут и не хватало для полного счастья.
— Рене, — Шандер Гардани порывисто отодвинул от себя карту, на которую для собственного удовольствия тщательно наносил все ведомые лично ему проходы в Рысьем кряже, — откуда тут взяться императору?
— Ума не приложу, — скривился Рене, — думаю, посольство какое-то, а флаг для пущей важности подняли или со страху. Наверняка ведь догадываются, что мы знаем, как они сговорились с Годоем, а он окрутил их, как глупую обезьяну ее же собственным хвостом. Только вот чего им от нас надо? Не удивлюсь, если этот мерзавец собрался просить о помощи.
— Имеешь в виду Бернара? — поднял соболиную бровь Шандер. — С него станется.
— Ты его знаешь, если я ничего не путаю?
— Видел. А знать его никто не знает, даже собственная жена. — Шандер встал из-за стола, подошел к окну и настежь распахнул створки. Герцог про себя улыбнулся — столь очевидным было наслаждение, которое граф испытывал, делая вещи, о которых обычный человек и не задумывается. Для Шандера же, полгода прикованного к постели, самому дойти до окна было счастьем.
— Ну и как тебе канцлер? — повторил свой вопрос Рене.
— Самое смешное, что никак. Человек как человек, не красавец, не урод, глаза умные, губы вечно поджаты, одевается роскошно, но смешным при этом не выглядит. Отец его по расчету женился, а сам все на смазливых корнетов поглядывал. Младший братец Бернара, тот, что наемниками-южанами командует, точно в папашу уродился, хотя в смелости и уме ему не откажешь. Про Бернара ничего толком не известно, но жене он вроде не изменяет. Одно точно, сказать правду для него то же, что для меня взлететь.
— Хороша рыба, только есть тошно, — Эрик неодобрительно покачал головой, — что ж, будем надеяться, что к нам все же послали человека с остатками совести, того же Нурнига, например.
— Думаешь, он скажет тебе правду?
— Не исключаю, — внезапно согласился Рене, — Нурниг бывал у нас и раньше, граф умен, и к тому же ему, в отличие от тех, кому он служит, не наплевать на Арцию. Хотя, — Аррой громко расхохотался, — все может быть куда проще — похоже, этот сумасшедший Герар просто-напросто украл Базилеков флагман и заявился к нам на помощь. С него станется.
— Думаешь?!
— Почти уверен. И чертовски рад этому. Герар хороший моряк и друг настоящий, да и про Арцию может много чего рассказать.
Рене оказался и прав, и не прав одновременно. Корабль, вошедший в залив Чаек, действительно оказался «Короной Волингов», капитаном которой был Паол Герар, благополучно преведший многопушечный фрегат сначала ненадежным фарватером Льюферы, а затем через изобилующее мелями и рифами Сельдяное море и Ангезский пролив. Но Рене и ошибался — на борту в самом деле находился император Базилек с семейством, приближенными и казной.
Зенек вручил Рене два письма. Одно запечатанное личной печатью самого Бернара и другое кое-как накорябанное моряцкой ручищей, на наспех оборванном листе, правда очень дорогой канг-хаонской бумаги. Рене бегло просмотрел оба послания и нехорошо ухмыльнулся:
— Шани, ты с утра до ночи допекаешь меня тем, что здоров и жаждешь что-нибудь делать.
— Неужели ты сменил гнев на милость и я больше не буду даром есть твою рыбу?
— Не будешь. Оденься попышнее и собери тех «Серебряных», которые еще не забыли, как пускать пыль в глаза важным персонам. Выдержишь ору на ногах?
— Да хоть три, — оживился Шандер, — что случилось-то?
— Ничего хорошего, уверяю тебя, — успокоил Рене, выскакивая из комнаты вместе с кардиналом.
Адмирал стремглав пронесся по ступенькам герцогского дворца. На точеном лице последнего из Волингов не читалось ничего, но внутри его все кипело. Вместо того чтобы помочь или хотя бы не мешать Архипастырю, объявившему Святой поход, безмозглые императорские советники вступили с Феликсом в препирательства, затянули время, докатились до прямого предательства, а в итоге загубили армию и, бросив на растерзание несчастную страну, удрали. И не куда-нибудь, а в Эланд! На правах родственников!
