Теперь покойную Предстоятельницу украсит точное подобие главной циалианской реликвии, только вместо Рубинов будут темно-лиловые траурные аметисты. Придет время, и такие же лиловые камни украсят и Солу, но сейчас ей придется надеть Рубины Циалы, Рубины, о которых мечтали все собравшиеся здесь женщины, отказавшиеся от дома и любви. Кроме нее и, быть может, Агриппины.
Не дойдя шага до новой Предстоятельницы, Белый рыцарь опустился на колени. Сола стояла как изваяние, когда настоятельница Фей-Вэйи надевала на нее драгоценности, показавшиеся ей тяжелыми и холодными, как сосульки. Она не мешала бланкиссиме, но и не помогала. Генриетта была выше Солы, и, чтобы вдеть ей в уши серьги и возложить на голову диадему, ей пришлось склониться. Сола мимоходом пожалела Агриппину, вложившую всю душу в избрание Генриетты, ну да ничего, после ее смерти они своего добьются, а она не собирается жить без Шарля. Ей не нужны ни камни Циалы, ни орден. Ей вообще ничего не нужно. Разве что… разве что сначала она покончит с убийцами! Теперь у нее есть возможность!
2870 год от В.И.
Вечер 18-го дня месяца Вепря.
Арция. Гаэльза
Ветер к ночи прямо-таки с цепи сорвался. Рауль Тарве подошел к окну и вгляделся в беснующуюся белую муть. Ничего. Только вьюга и ветер… Виконт вздохнул и вернулся к нещадно дымящему камину. Спать не хотелось… Говорят, ночное ненастье отнимает мужество у самых стойких, раньше ему это казалось ерундой. Рауль никогда не был суеверным, никогда не забивал себе голову тем, что не в силах понять, а к тому, что не в его власти изменить, относился воистину философски. Он был готов всю жизнь воевать с Лумэнами, но бурю, сколько бы она ни длилась, следует переждать, по возможности используя передышку для отдыха. В свои тридцать три виконт не боялся ни Творца, ни Антипода, не говоря уж о людях, но последние два дня ему было не по себе. Рауль со злостью уселся за стол и принялся просматривать лежащие грудой свитки, время от времени делая пометки остро отточенным пером. Ничего срочного и важного там не было, но не смотреть же всю ночь в огонь или в снежное месиво… Ему все же удалось отвлечься, он всегда мог взнуздать самого себя, возможно, поэтому за ним шли другие, а сам он шел за Тагэре. И не потому, что, победив, муж Эстелы не забудет тех, кто ему помогал, а потому, что верил Шарлю и верил в Шарля. У Арции должен наконец появиться достойный король, который найдет управу и на Жозефа с Джакомо, и на капустниц… Но для этого нужно выиграть войну.
Рауль как раз прикидывал, сколько и каких стрел следует заказать в Аэне, когда в дверь постучали и заспанный (уж этому-то буря не мешала) оруженосец сообщил, что прибыл гонец. Виконт кивнул и, подойдя к камину, плеснул в кубок вина. Человеку, преодолевшему в такую погоду даже несколько вес, обязательно нужно выпить, какие бы новости он ни привез. Рауль сам не понимал почему, но появление гонца его не удивило. Он подспудно ждал вестей, и вестей черных.
Дверь распахнулось, навязчиво скрипнув, и в комнату шагнул хрупкий большеглазый юноша с обожженным ледяным ветром лицом. Рауль знал его – Луи ре Тин, аюдант и приятель Эдмона, пишущий странные вирши о всяческих заоблачных высях и златокудрых девах. Кузен вечно защищал поэта от насмешек более приземленных товарищей. Странно, юный Луи меньше всего подходил к роли гонца.
– Заходи, дружок. – Что бы тот ни привез, он заслуживает благодарности. – Садись у огня и выпей.
– Сигнор…
– Пей, я сказал. Расскажешь потом.
Юноша сморгнул длинными ресницами и послушно осушил кружку вина, которое отчего-то на него не подействовало.
– Поставь на каминную полку. Ну, что случилось, я тебя слушаю.
– Сигнор. – Карие глаза смотрели печально и строго, так в шестнадцать лет не смотрят, если только… Если только не взглянуть в глаза чему-то запредельно страшному. – Сигнор… На нас напали люди Лумэнов. У самой Эльты… Они были в наших цветах, мы ничего не заподозрили до последнего. Монсигнор погиб. И сигнор Рауль тоже, – Луи говорил тихо, четко и бесстрастно, словно читал похоронную молитву, – сигнор Этьен был взят в плен и казнен сразу после битвы. Вместе с ним убили вашего батюшку и Эдмона Тагэре.
– Когда это было? – Неужели у него, Рауля Тарве дрожат руки? Да, действительно, значит, за спину их! И спокойно!
– Восемь дней назад…
– Что с ними сделали?
– Отрубили головы. И живым, и мертвым… Агнеса велела надеть на голову монсигнора корону из соломы и прибить над воротами Эльты вместе с головами Эдмона и сигнора Этьена.
– Ты видел это?
– Нет, сигнор…. Только казнь. Я не стал дожидаться. Они перекрывали дороги, а я должен был успеть…
– Ты правильно сделал, – ответил Рауль.
А ведь он знал! Знал все те дни, которые отважный мальчишка пробирался сквозь заносы…. И как ему только удалось проехать, да еще так быстро?! Что ж, Рауль Тарве, придется тебе теперь жить без Шарля Тагэре. Герцога больше нет. Нет и твоих отца, деда, дяди Рауля, в честь которого тебя назвали, и еще многих и многих… Больше никто не будет шутить, что не знает, который из сыновей Шарля лучше, Филипп или Эдмон, и что Ифрану следует завоевать хотя бы потому, что оба должны стать королями… Жоффруа и Сандер мальчишки, так что у Арции остался лишь Филипп. И он, Рауль Тарве, вернее Рауль ре Фло, граф и владетельный сигнор, потерявший в один миг и отца, и деда, и обожаемого старшего друга.
– Ты правильно сделал, – повторил граф ре Фло, – а теперь иди и отдохни. Я хочу остаться один.
Юноша вновь взглянул на него познавшими Вечность глазами и вышел. Ре Фло схватил пергаменты, которые только что просматривал, и зашвырнул в камин. Надо что-то делать! Их не вернешь, но Агнеса свое получит. Агнеса и ее ублюдок! Филипп будет править Арцией назло всем! Он, Рауль, сделает парня королем, или его собственную голову прибьют рядом с головой Шарло. Нет! Никаких «или»! Он победит и вот тогда оплачет погибших, а сейчас за дело!
Граф поправил на шее рыцарскую цепь и задумался. Пригласить Филиппа к себе или пройти к нему? Пожалуй, так будет лучше. Однако решение оказалось ошибочным. Кузен был не один. Старший сын Шарля Тагэре в полной мере унаследовал отцовскую красоту и обаяние и использовал их весьма старательно. Вот и сейчас у него оказалась какая-то девица, о чем Филипп жизнерадостно сообщил из-за закрытой двери. Вот уж кого не тревожили всякие предчувствия! Раулю стало жаль мальчишку, для которого отец погибнет только сейчас, но щадить его он не собирался. Король должен быть королем, а не обложенным ватой заморским молочным орехом.
– Филипп, – голос графа ре Фло был спокоен, – немедленно выпроваживай свою подружку. Я сейчас спущусь к лейтенантам, отдам распоряжения и вернусь. И чтоб тут никого не было.
– Ладно, – не стал спорить кузен, – никого не будет.
Паршивец сдержал слово, он не только выставил свою красотку, но и успел одеться и даже пригладить буйные золотые кудри. На безмятежной физиономии застыло радостное любопытство, и у Рауля сжалось сердце.
