2871 год от В.И.
8-й день месяца Агнца.
Арция. Поле у деревни Беток
Вихрь огня взметнулся над лагерем, и в то же мгновение рявкнул гром. Рауль вздрогнул, хотя в глубине души ожидал чего-то подобного. Так вот, значит, что приберег для лумэновцев маршал! И вот почему он передал командование ему. Про́клятое зелье! Что ж, спасибо, Анри Мальвани, ты ушел последним из четверых друзей, отомстив за отцов и дав сыновьям возможность победить. Вечная тебе память! Ре Фло судорожно сглотнул, заставляя отступить неуместные слезы, и в то же мгновенье справа расцвел еще один багровый цветок. Кто ж был вторым?! Сейчас это неважно.
Услужливое воображение нарисовало, что сейчас творится в лагере. Конечно, погибли не все, но столпившиеся между пылающих загородок и плетней в кучу люди на обезумевших лошадях охвачены паникой, и этим нужно воспользоваться. Рауль коротко протрубил и, кивнув Раймону, все еще сжимавшему медвежью сигну, бросился вперед. Этот бой будет настоящим, до победного конца. Они или погибнут, или победят, но лучше все-таки победить. Они победят, Проклятый побери! Иначе просто быть не может.
Конница вылетела из леса, Раулю показалось, что деревья сами раздвинули ветви, пропуская всадников. И тех, кто укрылись в лесу после боя, и тех, кто с утра изнывали в ожидании своей очереди. Зазвенела под копытами промерзшая земля, дрогнули прихваченные морозом прошлогодние травы, окрашенные весенним солнцем в золото и бронзу.
Атака была яростной, неожиданной и молчаливой. Только грохот копыт да свист ветра нарушали тишину. Ни криков, ни рева труб. Сначала доскакать до цели. Тем, в лагере, не до того, чтобы оглядываться по сторонам, да и близко он, этот лагерь, но все равно… Рядом с Раулем, отставая на полкорпуса, несся Раймон, трепетала над головой дедовская сигна. Прежде времени свалилась на плечи хозяина ноша главы дома, но он понесет ее с той же честью, что отец, дед, дядя… Впереди вырос частокол. В нем есть несколько проходов. Где же они? Не нужно! Колья, перевитые гибкими ивовыми прутьями, странным образом валились на землю на пути отряда, в заграждении возникла огромная прореха. Откуда? Как? Некогда об этом думать! Вперед!
Конь Рауля перелетел через узкую траншею, рядом мелькнула другая тень. Раймон! Молодец, нельзя его потом отпускать. Анри погиб, у парня теперь нет хозяина… Если выживет, если они оба выживут…
Проклятый, какой дым… Что-то продолжает гореть. Боевой конь отпрянул, оскользнувшись на том, что еще недавно было всадником. Пожар в доме для сумасшедших меньшее зло в сравнении со взрывом среди готовых к атаке воинов. А, вы уже оправились, схватились за мечи? Тем лучше!
Рауль и его люди шли вперед, вырубая все, что попадалось им по пути. Здесь не было места ни жалости, ни сомнениям. Врагов, пусть растерянных, пусть изрядно потрепанных, все равно было много, куда больше, чем людей Рауля, но ре Фло, развернув своих полукругом, уверенно теснил лумэновцев все дальше и дальше от их исходных позиций.
Вот оно! Звон трубы и крик «Арция и Тагэре!». Люди Мальвани, те, кто участвовал в маскарадной атаке, и свежие конные стрелки. Все, как договаривались. Теперь Фарбье не вырваться. Ты получишь свое, мерзавец… Жаль, с ними нет Батара и ифранки, но придет и их черед. Рауль рвался к Фарбье, который, надо отдать ему справедливость, головы не потерял. Кошачий герцог как бешеный крутился на своем коне, отбиваясь от наседавших на него воинов. Вырваться он не мог, за его спиной все явственней слышался клич людей Мальвани.
Он ищет смерти, вдруг осенило Рауля, смерти, потому что боится плена. Правильно, что боится. И громко заорал своим: «Взять живым! Слышите, Проклятый вас побери! Только живым!»
2871 год от В.И.
8-й день месяца Агнца.
Арция. Поле у деревни Беток
Они дрались по щиколотку в грязи, причем грязь эта, несмотря на то, что солнце к полудню стало припекать изрядно и немного отогрело промерзшую землю, была замешана не столько на воде, сколько на крови. Доспехи и мечи стали тяжелее в несколько раз, чем были утром, но Филипп Тагэре не отступил ни на шаг. На смену нелепым ополченцам пришли матерые вояки, но и им не удалось сломить молодого короля. Отправляясь в бой, Филипп приказал закрепить на своем шлеме корону – тоненький золотой обруч. И он сражался, как истый король и как настоящий Тагэре. Впрочем, ему было не до того, как он выглядит, что о нем подумают и будут ли петь о его подвигах менестрели. Он должен был выстоять, все остальное не имело значения.
Филипп слышал донесшийся со стороны лагеря грохот, но словно бы в полусне. Он не только не испугался, но даже не задумался, что бы это могло быть. Ему было не до этого. До безумия уставший, подчиненный одной-единственной цели – продержаться, король и не заметил, что наступление лумэновцев начало захлебываться. Давление ослабевало, правда, рывками. Противник то пер вперед с прежней яростью, то начинал топтаться на месте, но Тагэре был так измотан, что использовал передышки, чтобы перевести дух, думать о том, почему так случилось, было некогда. Он сорвал голос и оглох от грохота и воплей, к тому же один из противников таки умудрился рубануть его по шлему. Стальной гребень выдержал, но в ушах все равно звенело, и Тагэре не сразу удалось понять, чего от него хочет граф Шада, размахивающий руками с проворством ветряной мельницы. Губы графа двигались, похоже, он не просто говорил, но орал, однако король ничего не слышал. Испугавшись, что оглох, Филипп сдернул спасший его шлем… Нет, похоже, все в порядке. Проклятый! Неужели!
Спереди, прорываясь сквозь лязг и грохот, неслось «Арция и Тагэре!». Так вот почему ослаб натиск! Впрочем, ненадолго. Эскотцы и фронтерцы снова двинулись на рогатки, но не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб понять: их к этому вынудили. Теперь перед Филиппом были не уверенные в себе бойцы, добывающие победу, а солдаты разбитой армии, прорывающиеся из окружения в ужасе от того, что их ждет. Король кивнул подскочившему оруженосцу, торопливо отпил из протянутой кем-то фляги то ли воды, то ли чего покрепче, и, опустив забрало, тяжело ступая, пошел к тем, кто уже схватился с очумевшими лумэновцами. И вновь опускались и поднимались мечи, кричали люди и кони, чавкала под ногами раскисшая от талой воды и крови земля, а с неба смотрело равнодушное и великое солнце, даруя свет и тепло и победителям, и побежденным.
Филипп не понял, сколько продолжалась последняя схватка, но вряд ли долго. Он отбивал чужие удары и наносил свои. Рядом падали люди, их место заступали другие, но враги умирали чаще. Наконец, высокий эскотец в красно-зелено-черном плаще внезапно отступил на шаг и, бросив меч на землю, скрестил руки на груди. Это словно бы послужило сигналом, лумэновцы один за другим опускали оружие.
2871 год от В.И.
8-й день месяца Агнца.
Арция. Поле у деревни Беток
Это было поражение. Даже не поражение, а разгром. Конрад Батар это видел совершенно ясно, хотя на левом фланге и в бывшем лагере еще продолжался бой, а справа осталось несколько полков, сохранивших относительный порядок. Маршал понимал, что нужно бежать, уводя с собой тех, кто может сидеть в седле. И лучше всего на северо-восток, к эскотской границе. Тем, кто сейчас дерется в окружении, не помочь. Если кто и вырвется, то догонит. Но уходить нужно, пока бой еще идет, пока та часть конницы ре Фло с лучниками за спиной (надо же такое удумать!), что вышла в тыл бедолагам, штурмовавшим рогатки, связана сопротивлением эскотцев, иначе…
