Как ни хотелось ему скорее нагнать беглянку, он не стал рисковать и опасное место миновал шагом. Осень уже вступила в свои права, небо было низким и серым, на его фоне желтые и оранжевые деревья и кусты казались принарядившимися перед казнью осужденными. А в Лисьих горах придется и вовсе солоно, он и так бессовестно затянул с отъездом, но ведь казалось, что опасности нет. Спрятать Солу в Ланже можно было без труда, и чего это бланкиссиме приспичило менять наперсницу? Видно, правду говорят, дела Виргинии совсем плохи, и Агриппине нужна помощница, на которую она может полностью положиться, но как же это было не вовремя.
Пепел, легко мотая гривой, вступил на мост, стражники с нарочито равнодушными и безмятежными лицами – знают, сочувствуют, но не желают навязываться – отдали честь, пропуская сюзерена. Тагэре бросил поводья кому-то из оруженосцев и, больше не заботясь о коне, пошел к дворцу. Разумеется, сначала нужно спросить о жене. Герцогиня, как он и надеялся, спала.
– Дана Аугуста, – Шарло казался уставшим и спокойным, – я хотел бы поговорить с сестрой Анастазией, прежде чем та уедет.
– Монсигнор, – толстуха была явно огорчена, но вместе с тем ее распирала новость, – сестра Анастазия сегодня ночью бежала, оставив письмо. Я заходила к ней… – «Наверняка поделиться новостями», – брезгливо подумал герцог. – И вот что нашла.
Жена коменданта протянула записку.
«Монсигнор Шарль и сигнора Эстела, когда вам принесут мое письмо, я буду далеко от Эльты. Бланкиссима Агриппина приказала мне вернуться в Фей-Вэйю, и я повинуюсь, хотя успела полюбить север и его людей и хотела бы прожить здесь остаток своих дней. Но я решила путешествовать одна, так как не доверяю свою честь рыцарю, который привез приказ. Это тяжелое обвинение, я знаю, и ничем не подкрепленное, так как моим единственным доказательством могло бы стать лишь мое бесчестие, от которого я и бегу. Я уезжаю тайно, так как, зная вашу доброту, не сомневаюсь, что вы навязали бы мне эскорт, а это означало бы ссору Тагэре с орденом, чего я ни в коем случае не хочу. Надеюсь, святая Циала сохранит меня в пути. От рыцаря Мулана мое письмо не скрывайте, все равно он все узнает от бланкиссимы, перед которой я исповедуюсь в день своего приезда. Да хранит вас и Эльту святая равноапостольная Циала».
– Вот так, – шмыгнула и без того распухшим носом Аугуста, – бедный наш невинный ягненочек. Видела я этого Мулана, ему девок из борделя и тех доверять нельзя…
Толстуха продолжала что-то говорить, герцог кивал, но в мыслях его была лишь Сола. Где она? Что с ней? Она должна была вернуться! Может, решила где-то переждать день и вернется вечером на условленное место? А вдруг она самочинно отправилась в Ланже? Или в Лисьи горы, надеясь, что он ее догонит. Единственное место, где она не может появиться, это Фей-Вэйя.
Вечером он вернется к сосне, а пока… Пока ему ничто не мешает разослать людей на розыски, все равно Аугуста разнесла содержание письма по всему замку, так что его решение никого не удивит. Напротив, не сделай он этого, люди бы заподозрили неладное.
Вскоре пятьсот всадников рассыпались по окрестностям, горя желанием найти и вернуть стройную синеглазую сестру, боявшуюся рыцаря Оленя больше осенних волков и Безногого Всадника
[64]
. Что до циалианских рыцарей, то и они приняли участие в поисках, но любезные хозяева навязали им в помощь три десятка воинов, знающих местность. Мулан ничего не мог поделать и отправился на поиски Анастазии под конвоем. Шарлю же пришлось передовериться своим людям. Если бы герцог бросил жену и умчался в даль светлую, его бы не поняли, к тому же у Тагэре хватило ума понять, что шанс, что именно его отряд найдет Солу, невелик, зато ее наверняка привезут в Эльту, и тут нельзя будет терять ни мгновения. Он еще не знал, что именно сделает, но готов был на все.
2862 год от В.И.
Утро 14-го дня месяца Зеркала.
Тагэре
«Звезды не указывают, а предостерегают, не указывают, а предостерегают», – твердил себе Корнелиус, глядя на разложенные на столе натальные карты
[65]
. Старенький медикус, в свободное от занятий врачеванием время балующийся астрологией, был искренне предан герцогской семье и любимой науке, неудивительно, что результат расчетов поверг его в ужас. Пришлось заваривать себе «сердечную траву», стало полегче, но выписанные аккуратным почерком цифры никуда не исчезли. Корнелиус смотрел на гороскоп новорожденного и пытался успокоить себя теми же словами, которые обычно приберегал для других.
По всему выходило, что ребенок не должен выжить. С таким гороскопом не живут, странно, что он вообще родился живым. Волчья звезда
[66]
на горизонте, тау-квадрат Солнца, Арэны
[67]
и Арцеи
[68]
. Все жребии
[69]
легли неудачно, кажется, нет такой беды, которая миновала бы родившееся вопреки воле звезд существо. Даже обычно добрая Луна рассорилась с Солнцем, лишая ребенка материнской любви и надежды создать семью. Хотя куда ему с его горбом….
Но любовь в его жизни, похоже, будет. Амора
[70]
стоит даже выше, чем у отца. Амора в соединении с Сердцем Лебедя в Доме Души поддерживает Ангезу, совпавшую с оком Волка в Доме Чести, а на вершине Дома Славы – Сердце Дракона. Он будет воином, он будет любить и будет любим… Око Дракона – звезда королей… И Великое Несчастье, одновременно отметившее Дом Славы, Дом Души и Дом Служения. Сколько же он проживет? Лет девять, в крайнем случае шестнадцать… Вряд ли мальчик перескочит через соединение Арцеи с жребием смерти, противостоящий Арэне, вставшей на жребий судьбы. Если же обойдется, тогда падения и взлеты, неизбывная боль, многие утраты. И предательство, предательство, предательство… Он предаст или же предадут его? Это решать ему самому, кто осудит калеку, если он возненавидит весь мир? Если он пойдет на поводу Дома Обмана и Дома Мести, он поднимется на небывалую высоту. Кто же победит? Ангеза в Доме Чести или Арцея в Доме Славы? Арцея проведет через все пороги, если он забудет о чести и долге. Но кому может быть должен горбун, если весь мир должен ему? А если он пойдет за Ангезой? Тогда удар за ударом, и так до тридцати трех, а потом и вовсе два года кромешного ада, который не пережить никому. А Арэна будет манить победами, славой, успехом. Такой зов Судьбы даже Анхель бы не выдержал… Кстати, гороскоп великого императора напоминал гороскоп новорожденного. Не во всем, конечно, но то же противостояние Ангезы и Арцеи, та же Арэна на жребии Судьбы… Анхель устоял, не пошел по пути зла и предательства, но ему было много легче, да помянет его святой Эрасти.
