Сам хозяин Вархи – Гридэтара – все еще был жив и в сознании. С такой злобой на Нэо не глядели даже Эанке с Тэноллианом. Эльф чувствовал тяжелую, отчаянную ненависть к Свету, Тьме, Тарре, эльфам, смертным, богам, камням, букашкам... Пусть все летит в тартарары, рушится, корчится в страшных, бесконечных муках.
– Не смотри на него!
Тоненько заскулила лльяма, по телу Белого Старца пробежала судорога, «снег» на тощей груди вспыхнул нестерпимо яркими цветами, а зеркальная поверхность медленно вздымалась и опускалась, переливаясь сонными волнами.
– Не смотри...
Усилием воли Рамиэрль оторвал взгляд от погибающего и вновь увидел себя. Звездный Лебедь, на кого он похож! Волосы спутались, на лбу и щеке какие-то ссадины, а он даже не помнит, где и как их заработал. Нэо поднял руку, чтоб стереть кровь, но пальцы не нащупали никаких царапин и остались сухими. Эльф провел ладонью по лицу – в зеркале его рука не появилась. Нэо покачал головой, отражение осталось неподвижным. Зеркало перестало быть зеркалом или никогда им и не было? И как прикажете его уничтожить?
Нэо опустился на колени, ухватился руками за края впадины и заглянул вниз. Рядом с первым отражением появилось второе – бледное, правильное лицо, на котором не было ни крови, ни порезов.
– Не смотри туда!
– Где ты?
– Здесь... Времени не остается... Не пытайся понять!.. Действуй!.. Не касайся больше Света... Сейчас он опасен... Зачерпни из Тьмы... Ты можешь...
Отражение! С ним говорит его первое отражение!
– Скорее! Во имя Звезд...
Гридэтара вновь зашелся в длинном, неистовом крике. Страшная гибель, отчего ж Белый Старец не просит его добить? От ненависти! Он что-то знает, что-то гибельное для остающихся. Отражение право! Пусть пламя Ангеса поглотит безумного мага с его кошмарным зеркалом, и будь что будет!
– Ты! – никак Старец? Заговорил... – Смотри, кого ты убиваешь!
– Не смотри!
Но Нэо уже увидел – на отвесной, отливающей сумасшедшими красками стене кто-то висел.
– Не медли, – тихий, прерывистый голос пленника странным образом прорывался сквозь нарастающий вой и визг, – меня не спасти... Но все остальное можно... Ударь!
– Ты можешь забрать его, – выкрикнул Хозяин Вархи, – его больше никто не держит! Он безумен, но это поправимо...
– Не теряй времени! Во имя Звезд!.. Если Тарра для тебя значит хоть что-то – бей...
Нэо стиснул зубы и потянулся к Бездне. На этот раз дело пошло быстрее – не было нужды скрываться и рядом была лльяма. Рамиэрль опустился на колени, уставившись в горящие глаза. Так было легче, но эльф чуть не отшатнулся, чувствуя, что сам вот-вот сольется с темным огнем.
– Скорее...
Рамиэрль и так спешил, как мог. Его никто этому не учил, но он чувствовал, как где-то далеко из Пламени и Тьмы свивается чудовищный хлыст. Нэо из последних сил тащил его в Варху, было страшно тяжело, но потом Рамиэрлю показалось, что кто-то перехватил его ношу, а затем эльфа швырнуло к краю площадки.
– Прощай... Беги... Вниз...
Нэо кинулся прочь по белым блестящим ступенькам. Он почти достиг подножия, когда раздался грохот, и верх башни расцвел чудовищным черно-багровым лилионом.
2896 год от В.И. 29-й день месяца Звездного Вихря. ТАЯНА. ГЕЛАНЬ
Александр полагал, что предстоит что-то вроде заседания Генеральных Штатов, и разумеется, ошибся. Таянские обычаи не имели с мунтскими ничего общего. Выборные от гильдий, торговцы, откупщики и крестьяне на гомону
[44]
не допускались. В коронном зале Высокого Замка собирались лишь нобили, избираемые в милитариях
[45]
на малых гомониках. Еще по осени Анджей разослал гонцов, оповещая о Большой Гомоне, назначенной по традиции на самый короткий день года.
И гоцарство
[46]
, и знаменные нобили
[47]
отнеслись к приглашению по-таянски. Выборные начали съезжаться в Гелань еще по первому снегу. Старики вспоминали молодость и поругивали молодежь, молодежь крутила усы перед столичными красотками, затевала потасовки и охоты и подсмеивалась над стариками. Вино и царка лились рекой, вспыхнувшие ссоры сменялись попойками, недавние враги клялись друг другу в вечной дружбе, а приятели и собутыльники в пылу ссоры хватались за сабли, чтобы, доказав свою удаль, вновь поднять кубки за здоровье Друг друга. Никто не сомневался, что предстоит война, и все этому радовались. Победа над Билланой и Тарской окрыляла, Александр Тагэре, или, как его называли здесь, Шандер Аррой, стал всеобщим кумиром, а Фронтера уже лет триста нарывалась на хорошую взбучку.
Граница тлела, нужен был лишь повод, чтобы многочисленные стычки перешли в открытые военные действия. То, что за Фронтерой лежала неведомая Арция, где засел Пьер Тартю, с помощью циалианок и предательства захвативший трон, лишь подливало в огонь горючего каменного масла. В бой рвались и старые, и молодые. Едва Александр Тагэре вместе с Анджеем Гардани вошли в Гомонный зал, как от воплей «Виват Таяна», «Виват Аррой», «Виват Гардани» чуть не вылетели стекла.
Сандер успел неплохо узнать Высокий Замок, но в Гомонном зале был впервые. Он был огромным, хоть и уступал помещению, в котором собирались арцийские Генеральные Штаты. Здесь не было ни ступеней, ни скамей – только возвышение, над которым висел огромный щит с гербом – стоящая на задних лапах серебряная рысь в проеме крепостных ворот, увенчанных тремя башнями. И все. Ни балдахинов, ни ковров, ни охраны, да и зачем она? На гомону нобили приходили вооруженными до зубов, несмотря на пылавший в противоположном конце зала огромный камин, никто не снимал не то что верхней одежды, но даже шапок. Считалось, что, приняв решение, выборные немедля либо разъезжаются по своим милитариям, дабы сообщить новости, либо уходят в бой.
Арциец в некотором обалдении смотрел с возвышения на жизнерадостную толпу, ему казалось, что он привык к таянцам, тягаться с которыми в шумливости и жизнелюбии могли разве что мирийцы во время байлы, но Гомона была чем-то особенным.
