Подошла лльяма и вежливо заурчала. В мертвой Вархе не было нужды закутывать огненную тварь в магический кокон, а черные, выжженные следы на ненавистных молочно-белых плитах четверым эльфам почти нравились. Огневушка скромно улеглась неподалеку, и Нэо показалось, что он стоит у горящего камина.
– Что скажешь, Волчонка, – осведомился бард, хотя лльяма никогда ничего не говорила и говорить не собиралась, – вляпались мы?
– Унурррм, – искры взлетели и стали медленно гаснуть, лльяма повернула к хозяину башку и то ли зевнула, то ли улыбнулась, показав что-то багровое. Сразу стало жарче.
– Придется тебя все же засунуть в мешок, – сообщил эльф, – иначе ты нас всех поджаришь. И вообще, пора нам отсюда выбираться.
Лльяма еще раз зевнула и завертелась вокруг своей оси, устраиваясь поудобнее. Ее действия истолковывались предельно просто: раз уж нельзя залезть в какой-нибудь вулкан, то все равно, куда и где, лишь бы с хозяином. Нэо искренне позавидовал огневушке – ему каждое проведенное в Вархе мгновение казалось украденным. Их чудовищный путь подошел к концу, остался последний шаг, но тропа оборвалась.
Ждать, когда Эмзар или Рене захотят заглянуть за барьер, было глупо, и еще глупей было надеяться на Орла и Дракона. Проламываться силой? Вряд ли ее хватит, и как доказать Эмзару, что они – друзья? Лебеди не ждут из Вархи ничего хорошего, они сначала ударят, а потом посмотрят – кого. Было бы обидно найти конец от рук своих же. Как же им сообщить? Как?!
Самым нелепым было то, что именно они с Норгэрелем помогали Эмзару замкнуть Кольцо. Кузнец попался в откованный им же капкан, это было бы смешно, это и будет смешно, когда они придумают, как укусить столь близкий локоть. Нэо закинул голову, глядя вверх, туда, где Лебединый Огонь врастал в низкое, серое небо. Так близко от дома и так далеко...
2896 год от В.И. 23-й день месяца Сирены. ИФРАНА. АВИРА
Агония продолжалась третий день. Базиль сидел на подоконнике, кто-то ему рассказывал, что Александр Тагэре в бытность герцогом Эстре то и дело пристраивался на открытом окне... Странное дело, до Гразы граф Мо о горбуне почти не думал, хоть однажды и угодил к нему в лапы вместе с Жоресом и дядюшкой Реви. Все трое были пьяны и пытались принудить сестру маркиза Гаэтано выйти за Аганна. Глупо получилось, на следующий день их, как нашкодивших щенят, вышвырнули из Мунта. Аганн злился, а он сам? Пожалуй, он в глубине души был рад, что Дариоло не досталась брату. Базиль сам не понимал, почему, ведь Жорес был его кумиром. И горбуна он, к слову сказать, не возненавидел, а может, это ему сейчас так кажется. Через десять лет. После того, как братец с матерью заигрались и погубили мальчишек и Арцию...
Базиль отвернулся от осенней ночи. Не хватало еще, чтобы «пудель» взвыл над горестями любезного отечества. С него хватит Ифраны с ее интригами. Обмануть Александра Тагэре было просто – король верил людям. Верил вопреки всей своей бесчестной жизни. Верил или верит? Сколько времени прошло, а ни слуху, ни духу. Лучше бы Тагэре был жив! Лучше бы все были живы – и Филипп с Алеком, и Морис с Альбером, но уцелела только эта болонка, из-за которой все и произошло. Из-за нее и проклятой ревности Альбера, на которой в очередной раз сыграли.
Прошедший огонь и воду интриган оказался не умнее арцийского горбуна. Тот верил в лучшее, этот – в худшее, а исход – один. Паучиха своего добилась. Один враг свергнут и, вероятнее всего, мертв, другой умирает, остается беременная дура, которая благополучна скончается в родах вместе с ребенком, и поделом... Род Вардо на этом кончится. И род Саррижей тоже, как ни верти, дальние родичи – это дальние родичи. Те же Мальвани никогда не станут Тагэре. Проклятый, да ему-то какое дело до этих гордецов? Они его и за человека-то не считают, хотя в сравнении с теми, кто дрался под Гразой, он и впрямь не человек. А если – человек, то «волчата» и их король больше, чем люди.
Внизу зашумели. Прибыла Жоселин, значит, конец и впрямь близко, регентша не станет тратить драгоценное время, просиживая у изголовья умирающего врага. Ей не до того – поймала тигра, а он не пускает! На носу весна и война, хотя, по большому счету, Паучиха права. Использовать военные промахи как повод для переворота сам бог велел, регентша это понимает, потому и пошла вразнос.
Проклятый, как же он напьется, когда все кончится! До потери сознания. Он будет пить день, два, три... Пока не запьет то, что видел в залитом кровью разоренном павильоне. А ведь роль любовника Жоселин отвела ему, именно графа Мо должен был увидеть Вардо со своей женой, после чего убийцы прикончили бы всех. Нет, против него регентша ничего не имела, хотя он ездил к фальшивому «Ролану», что делало его опасным. Паучиха убивала двух зайцев сразу: устраняла свидетеля, а участие в заварухе иностранного посла выводило регентшу из-под удара. Все знают, что Альбер ревнив, а Базиль Гризье молод, недурен, принят в доме Вардо – взял да и соблазнил бедную затворницу, а ифранские дела тут и вовсе ни при чем.
Сорвалось. Вместо выдуманного Паучихой любовника заявился настоящий. И принял бой. Теперь Жоселин гадает, как такое вышло и кто из ее подручных стал играть свою игру; написав еще и Морису. О том, что подложное письмо от имени Гризье написал сам Гризье, найдя в спальне Туанон фальшивку, Паучиха умрет – не додумается. Вот так-то, сигнора! Волков ты обманула, а «пуделя» не удалось!
Базиль изящно склонился, приветствуя Жоселин Пата. Паучиха с умеренно скорбным выражением на постной физиономии протянула арцийцу шершавую руку.
– Если б ни печальные обстоятельства, я была б рада вашему обществу, граф. Я слышала, вы первым пришли сюда?
– Меня вызвали письмом, как оказалось, подложным.
– Но вы видели разбойников?
– О да! Наемные убийцы в масках, как в какой-то глупой книге... Мне пришлось убить троих или четверых.
Двери распахнулись, и на пороге появился Его Высокопреосвященство кардинал Ифраны Маврикий. Если Клавдий был толст, румян и походил на свинью, то ифранец отличался худобой и благородной бледностью, но деньги оба пастыря любили одинаково самозабвенно. Что, собственно, и привело их к кардинальскому посоху – Пауки ценили продажные шкуры, а продажные шкуры хранили верность Паукам, так как те платили больше других. Граф Мо сдержал неуместную во всех отношениях ухмылку и, опустив глаза, подошел под благословение сразу же после «паучат» и будущей вдовы.
Рука кардинала приятно пахла церковными куреньями, ногти были вычищены и аккуратно подстрижены. Воистину, вкушать благодати у ифранского шкурника много приятней, чем у арцийского.
– Ваше Высокопреосвященство, – Жоселин откровенно наслаждалась спектаклем, – есть ли надежда?
– Надежды нет, – скорбным голосом возвестил клирик. – Его душа готова расстаться с телом. Граф Вардо исповедался и получил полное отпущение грехов. Теперь он желает проститься со своим повелителем и своими близкими.
Королек воровато глянул на тетушку и произнес ничего не значащую фразу о том, что долг монарха и так далее. Слуги распахнули двери. Жермон после легкой заминки подал руку обливающейся слезами Антуанетте, а Базилю ничего не осталось, кроме как предложить свои услуги Паучихе. Бедная Нора, она-то со своим пауком не только под ручку ходит, хотя Пьер даже не паук, а мокрица... А мокриц нужно давить, а не сажать на престолы. Хотя какое ему до этого дело, скоро все кончится и он сможет вернуться домой, если снятый за арцийские деньги особняк можно называть домом... Смешно, но дома у него нет, не было и не будет. И не надо, зачем лишние хлопоты?
