– Вы должны обручиться немедленно. – Спустись сюда божий Вестник и объяви, что умирающий упокоится в Свете, вряд ли на лице Альбера отразилось бы большее облегчение. – Если Его Высокопреосвященство не возражает...
Его Высокопреосвященство важно кивнул. Еще бы, заполучить знаменитые виноградники! Тут не только жену при еще живом муже обручишь с иностранцем, тут за Проклятого свечку поставишь. Будь у кардинала возможность остаться наедине с Паучихой, он, возможно б, и выторговал у нее взамен Пьерины Вангарию и пару тысяч ауров, после чего объявил, что завещание Вардо противоречит Книге Книг. Но времени церковнику Альбер не оставил. Если кардинал откажет, Жоселин, конечно, что-то даст, но несопоставимое по ценности, а если согласится, то отступать будет некуда.
Маврикий веско произнес:
– "...и было такое. Почуял благородный повелитель Лукериус приближение смерти и не знал, кому вручить корону. И призвал Лукериус праведного Амброзия, и попросил назвать имя нового короля. И назвал Амброзии богобоязненного и достойного мужа Давида Достарбарского, отмеченного высшей благодатью. И тогда повелел Лукериус своей супруге Корделии выйти замуж за избранного и в его присутствии скрепил праведный Амброзии будущий союз во славу Благодатных земель и божиим словом, и золотыми кольцами". Таким образом Церковь наша Единая и Единственная не видит препятствия в оглашении помолвки присутствующих здесь Базиля и Антуанетты.
– Святой отец, примите их взаимные клятвы, как святой Амброзии принял клятвы Давида и Корделии.
– Подойдите ко мне, дети мои, – провозгласил Маврикий, и Базилю показалось, что перед мысленным взором клирика витают залитые солнцем виноградники и множество работников с корзинами, собирающих небывалый урожай. – Отвечайте мне, готовы ли вы вступить в союз?
Умереть пару раз в своей жизни граф Мо готов был, но жениться, тем более на Антуанетте?!
– Да, – ответил арциец, понимая, что соглашается и на камень на шее, и на меч, подвешенный над головой. Он был в зале Совета, когда на голову Александра Тагэре нежданно-негаданно свалилась корона. Жаль, тут нет зеркала, было б забавно сравнить выражение лица горбуна с собственным. Что ж, Проклятый побери! «Пудель» Гризье исполнит все, чего от него хотят, и даже больше. Женится на шлюхе, взвалит на себя чужого ребенка, вытащит злосчастного Ролана из монастыря и усадит на престол. Назло Паучихе и Пьеру Тартю! А потом найдет способ освободить Нору от мужа, а заодно и Арцию от ублюдка...
2896 год от В.И. 25-й день месяца Сирены. ТАЯНА. ВАРХА
После неистовых попыток освободиться Зло Вархи затаилось, и это тревожило Эмзара все сильнее. Оно, без сомнения, копило силы или, того хуже, замышляло хитрость. Рене не сомневался, что обитатель Серого моря умудрился перебраться в крепость, но может ли он выбраться оттуда? Снежное Крыло очень надеялся, что нет, так как иначе не стоило проламываться сквозь Кольцо силой. Осенью Лебеди выстояли, хоть и с трудом, но что-то будет весной... Предсказанное время пришло, дальше заглянуть не удалось ни умиравшим от Агва Закта, ни самому Проклятому.
Эльф подошел к столу, взял небольшой свиток, внимательно перечел, исправив два или три слова, немного подумал и дописал: «Это все, что я знаю и могу рассказать. Далее начинается неизвестность». Король Лебедей улыбнулся, провел рукой над пергаментом, высушив ярко-синие чернила, и приложил к манускрипту печать с взлетающим лебедем. Дело сделано, остается решить, кому передать рукопись, хотя чего решать, она по праву принадлежит Эрасти, ученику Ларрэна и наследнику Ангеса. Рано или поздно Проклятый найдет Герику, значит, свиток он отдаст ей, все еще носящей талисман Астени.
Герика, Скиталец, Эрасти, две сотни эльфов и еще смертные, люди и орки во главе с Последним из Королей, готовые отдать и жизнь, и посмертие... Хватит ли их, чтобы удержать на плечах небо Тарры? Эмзар Снежное Крыло ответа не знал, а до восхода Трех Звезд оставались считанные дни. Клэри оскорблен за Рене, он не понимает, что случившееся – не вина, а судьба. Геро – Эфло д'Огэр обоих, Рене и Александра, Первого и Последнего, а один из них, похоже, Эфло д'Огэр Эстель Оскоры. Если б он знал, что Последнего из Королей спасла Эстель Оскора, он бы говорил с Александром иначе. Этот смертный не слабее Рене, каким был тот до похода в Серое море, но еще не осознал ни своей силы, ни своего предназначения.
Алый рассветный луч упал на стол. Ночь кончилась, одна из последних ночей 2896 года от Великого Исхода, который помнят лишь Иллиэль да он, король последних эльфов Тарры. Последних? Да, именно так, хотя на Лунных островах по-прежнему живут его соплеменники. Их в два или три раза больше, чем стражей Вархи, но они чужие, гораздо более чужие, чем смертные.
Эмзар сам удивлялся тому, как тоскует по людям и гоблинам. Да, их стража кончена, опасности со стороны Билланы и Тарски больше нет, по крайней мере, опасности, от которой можно оборониться копьем и мечом, но как ему не хватает походных костров, грубых голосов, незатейливых шуток и надежды, потому что смертные всегда надеются...
Лебединый владыка накинул серебристый плащ и вышел навстречу занимающемуся дню. Легкие строения в розоватом утреннем свете казались сотканными из зари и мороза. Странно, но он полюбил север много больше Убежища, может быть, потому, что здесь его существование имеет смысл.
Стук копыт ворвался в предвесеннюю безмятежность. Это мог быть только Клэри, человеческие лошади скачут иначе. Утренний Ветер оправдывал свое имя, но обычно эльф-разведчик не гнал Коралла галопом.
Король Лебедей стоял на пороге своего дома, глядя на приближающегося всадника, и думал об оставленной на столе рукописи. Хорошо, что он успел ее закончить. Клэри соскочил с дрожащего иноходца, и Эмзар положил руку на холку скакуна, возвращая ему силы.
– Ты привез плохие новости или очень плохие?
– Безумные.
Нэо Рамиэрль
Запереть в Вархе ройгианцев с помощью эльфийского огня удалось, но Грэдитара умудрялся вредить и из-за Кольца. Нэо был весьма далек от того, чтобы проникнуться жалостью к Максимилиану или Эанке. Избранные Старцем орудия отнюдь не были невинными жертвами, до своих предательств и преступлений они доходили собственным умом. Грэдитара подбрасывал им мысль, но прорастало зерно лишь на благодатной почве. Михаю Годою никто не мешал вести себя, как Рене, а Конраду Батару брать пример с Шарля Тагэре или Анри Мальвани, так что по большому счету Тарру губит сама Тарра. И она же спасает. Надо будет обсудить это с Жаном-Флорентином. Любопытно, до какого размера разросся каменный философ за время их отсутствия и что он теперь думает о вечном?
Грэдитара был не первым и не последним предателем и властолюбцем, которому покровительствовала судьба. Причиненное им зло не измерить, на какие весы прикажете бросить изломанные судьбы, несправедливость, подлость, предательства? Война Оленя, раскол Арции, даже гибель Шарля Тагэре и его сына – прошлое, но посеянные Грэдитарой семена только начинают прорастать. Его следовало убить, но смерть мага мало что изменила бы...
